черепов. Значит, неандерталец Герасимова получился действительно как «собирательный образ».
– По поводу идей – вот, например, Крым. Как известно, Игорь Стрелков любитель Белого движения и реконструктор событий Гражданской войны в России, той, что шла между Белой и Красной армиями. Крым был последним оплотом белых. Напрашивается символика: где всё закончилось, оттуда всё и начнётся заново. Вернётся. Когда-то от крымских берегов отходили корабли с последними белыми офицерами. А теперь эти белые офицеры словно бы возвращаются из небытия, словно вышли из глубин Чёрного моря и вернули себе своё. И пошли дальше, на север. Ведь некоторые корабли, которые вышли тогда из Крыма, они не дошли до Турции.
– Это, наверное, вымысел. Легенда.
– Конечно, легенда. Только легенды и интересны в истории. Только они и отражают, пусть и некоторым волшебным образом, суть происходящих событий. А хроники событий – они бесполезны.
Мне стало так интересно, что я забыл про свои сумеречные страхи.
– А что за легенда в таком случае?
– Вы же понимаете, во время эвакуации было много неразберихи. Не всегда можно понять, кто грузился, на какое судно грузился, когда отплывал и куда приплыл. Некоторые солдаты, офицеры и даже целые подразделения, предназначенные к эвакуации, могли рассеяться или быть уничтожены красными. Некоторые суда могли затонуть, а других и вовсе никогда не существовало. Однако судя по сохранившимся документам, было три небольших корабля, вроде эсминцев или береговой охраны, которые вышли из Севастополя в направлении Турции, но так никуда и не приплыли. Не было от них ни сигналов SOS, ни каких-то иных сообщений. Просто вышли в море и пропали. На борту кроме матросов были белые офицеры, общим числом две или три сотни. Об их дальнейшей судьбе тоже ничего не известно.
Мне снова стало не по себе.
– Вы же не думаете всерьёз, что…
– Я изучаю легенды. Как возникают легенды. Почему. Как они формируются нашим сознанием и как они формируют наше сознание. Легенды в этом смысле важнее и реальнее, чем программы новостей, вы меня понимаете? Только в этом, специфическом, смысле реальнее. Договорились?
– Да, хорошо.
– Весной 2014 года в Севастополе появляются две или три сотни одетых в форму без опознавательных знаков военных, которые обеспечивают мирный переход Крыма под юрисдикцию России. Появляются ниоткуда. Словно из-под земли. Или воды.
– Российские военные базы в Крыму.
– Да, безусловно. Однако все очевидцы отметили одну странную деталь: военные были очень вежливые. Воспитанные. Словно из прошлого века. Словно все поголовно из дворянских семей. Они как-то не по-современному говорили. А так, словно до революции. Учтиво. Потому их и назвали «вежливые войска».
– Красиво. Дальше?
– Я не знаю, что дальше. Но только белые офицеры – не последний горизонт истории, горизонт легенды. Ведь Крым – это ещё и готы.
– Готы!
– Готы. Крым – последнее место на земле, где жили реликтовые готы и где говорили на готском языке. В Испании, стране обетованной готского племени, ко времени Реконкисты не оставалось ни одного истинного гота, а все испанские дворяне, готы по происхождению, говорили на местной версии латыни, которая позже станет испанским языком. В Крыму же зафиксированы были общины готов и готский язык в XVIII веке! Это последняя точка земного путешествия готов. И это тоже, наверное, не случайно.
– И какая есть об этом легенда?
– Пока никакой. Вы же специалист по готам. Вы и придумайте.
Часы стали отбивать семь или восемь. Профессор как-то резко встал и откланялся. Я проводил гостя до дверей и сам стал собираться на выход. Потому что здесь, в бывших казармах лейб-гвардии Кавалергардского полка, я только работал над своей книгой. А жил, конечно, не здесь, не под высокими потолками и среди копий картин, а как все нормальные люди: в жилом микрорайоне, в брежневской многоэтажке, в квартире дедушки своей жены, среди семейных портретов времён развитого социализма, ковров на стенах и пыльного хрусталя в шкафу.
По дороге домой я думал об Игоре Стрелкове. Игорь Иванович Стрелков, конечно же, существует. Я хоть и не знал его лично, но был знаком с ним через одно, максимум два рукопожатия, и люди, знавшие его, были мне знакомы, и я знал, что они не принимают участие в грандиозной мистификации, которую представил мне анонимный профессор. Даже Иисус Христос существовал, не говоря уже про Будду. Что же касается готов, то мне опять показалось, что я вот-вот вспомню всё.
И снова наваждение развеялось, было унесено крепким порывом холодного осеннего ветра, который бросил пригоршню снега на воротник моей шинели. Хмурый монголовидный кучер привёз к дому пьяного офицера, мы встретились на дорожке, он посмотрел мне в лицо и, кажется, не узнал. Я же узнал и поприветствовал ничего не значащим кивком головы, который можно было отнести и к желанию укрыться от ветра, пряча лицо в тонкий и холодный белый шёлковый шарф.
Фрагмент восьмой
Готско-гуннская полемика
Корреспондент. Евгений Александрович, в последние месяцы значительная часть интеллигенции покинула Донбасс. Почему вы не уехали?
Борисов. Не думаю, что именно интеллигенция как-то особенно уезжала. В знак протеста или что-то вроде этого. Нет. Все уезжали: и рабочие, и торговцы, и преподаватели. Кто на Украину, кто в Россию, кто за границу – у кого была возможность. В основном из соображений безопасности и по причинам бытовой неустроенности.
Корреспондент. Но вы же остались!
Борисов. Меня никто никуда не приглашал. По большому счёту меня нигде не ждут и ехать мне некуда. А переезжать одному, самостоятельно, знаете, очень хлопотно. Я как раз заканчиваю многолетний труд. Мне порой кажется, что вот-вот я ухвачу мысль, на которую можно будет нанизать, как бусинки на нить, все мои прежние исследования. Отъезд означал бы перерыв в работе. И бог весть, покажется ли мне после та нить?
Корреспондент. Вы готовы пожертвовать комфортом ради науки?
Борисов. Как вас зовут?
Корреспондент. Мария… Маша.
Борисов. Машенька! Никакого комфорта мне не светит нигде. Поймите, я не геройствую, ничем не жертвую, я просто делаю так, как мне проще. Мне проще остаться тут.
Корреспондент. Но ведь здесь могут убить!
Борисов. Везде могут убить. И потом, я довольно старый человек. Даже если меня никто не убьёт, я скоро сам собою умру. Но прежде мне хотелось бы кое-что дописать. Просто так. Я привык доводить работу до завершения.
Корреспондент. Хорошо. Скажите, почему вы, живя на Донбассе, в Новороссии, стали заниматься историей готов?
Борисов. Готы рифмовались со мной долгие годы. Вообще-то, я думал, что изучаю памятники древнеиндийского права. Писал монографию по «Ману-самхите». Но всё время
