ещё в Чечне. Или после Крыма решил отойти от военных авантюр и сосредоточиться на изучении истории. А в Славянск зашла группа командиров, которые взяли себе коллективный позывной: Игорь Стрелков. Штаб восстания назывался «Игорь Иванович». От имени Стрелкова издавались приказы, директивы и составлялись планы.
– У нас слишком много фото– и видеоматериалов.
– Да, именно что слишком много для боевого командира, который должен руководить войсками, а не сочинять послания в блоги и участвовать в фотосессиях. Я думаю, что не один, а три или четыре артиста гримировались и принимали участие в съёмках. Если вы внимательно пересмотрите материалы со Стрелковым, вы увидите, что он часто бывает слишком «другой». По настроению, по моторике. Зрители обычно думают, что это отражает его эмоциональные перепады. На самом деле просто актёры разные.
– Зачем же всё это?
– Затем же, зачем и Иисус Христос, и Субкоманданте Маркос. Первыми на удочку попались украинцы. Они засылали в Славянск разведывательно-диверсионные группы, одну за другой, с целью обнаружить и уничтожить Стрелкова. И одиночные убийцы старались, и профессионалы, наёмники, и борцы за идею, современные ассасины. Все они искали усатого человека с фотографии, который руководит штабом и отрядами и ведёт ополченцев в бой. Но актёры сразу после съёмок смывали грим и отклеивали усы, а реальные командиры ополчения были не похожи на фотографии Стрелкова. Враг тратил свои усилия впустую, а штаб продолжал работу. Несуществующий Стрелков был как тепловая ловушка для ракет переносных зенитно-ракетных комплексов, ловушка, которую выстреливают вертолёты, чтобы сбить самонаводящиеся снаряды с траектории и увлечь к ложной цели.
– Невероятно!
– Настоящие командиры ополчения погибали. Потому что оборона Славянска – это не такая война, где командующий сидит в паре сотен километров от линии фронта в железобетонном бункере, и его жизни ничего не угрожает. В Славянске фронт был везде, и штабных бункеров не было, и командиры выбывали из строя с той же частотой, что и рядовые бойцы. Но на место убитого штабного офицера вставал другой, и коллективный Игорь Иванович продолжал руководить создаваемой с нуля армией.
– А как же выход из окружения, оставление Славянска и последующая отставка Стрелкова?
Профессор допил кофе. Закурил вторую сигариллу. И задумался. В комнате под потолком висели густые клубы дыма, и я был вынужден приоткрыть окно, хотя октябрь в этом году холодный, снежный.
– Это отдельная история. Даже песня. Выход ополчения из Славянска в военно-тактическом отношении был, говорят, выдающейся операцией, более значимой, чем разгром украинской армии под Иловайском. Но я не военный специалист. Я антрополог. Я работаю с людьми и мифами. После спасения «стрелковских» отрядов надо было что-то делать с самим Стрелковым. Наступившая вскоре после гипотетического прихода Стрелкова в административный центр Новороссии информационная сумятица показывает, что даже в штабе реальных командиров не знали, как им поступить со своим коллективным «брендом». С одной стороны, странный и сказочный Игорь Стрелков не мог быть ежедневным и настоящим министром обороны. С другой стороны, имя Стрелкова стало сильнейшим ресурсом Новороссии: к Стрелкову шли добровольцы, Стрелкову посылали материальную помощь, и даже «северные братья», так сказать, шурави, в штабах которых знали правду про Игоря Ивановича, склонны были оказывать военную помощь именно Стрелкову. А тут ещё Кургинян приехал.
– Что вы скажете про выступление Кургиняна?
– Несчастный больной человек. Возможно, кто-то сознательно использовал его как провокатора. Но сам он не понимает, что делает и зачем. И не понимает, что в действительности нужно его патронам, кто бы ни были эти люди.
– Но Стрелкова уволили.
– Сначала его «ранили». Это пока думали его «убить». Шли споры: сказать, что он «выздоровел», или сказать, что он «скончался от тяжёлых ранений». Он бы стал героем, но мёртвым героем. Решили, однако, что Стрелков нужен живой. И здоровый. И ранение отменили. Отправили его «на отдых», в Россию и в Крым.
– Какое-то странное, натянутое решение.
– Вовсе нет. Во-первых, Стрелков продолжает работать в одной из своих наиболее полезных функций: вдохновляет тех, кто оказывает военную и гуманитарную помощь Новороссии: и частных лиц, и официальные инстанции. Причём по отношению к последним это выглядит даже как некий шантаж. Например, совсем недавно Стрелков публично заявил о том, что украинская армия готовит решающий штурм Донецка и без помощи «северян» ополченцам не выстоять. После этого совсем никак не помочь было невозможно: падёт Донецк, и собственные граждане заклюют, всегда будут помнить: «А ведь Игорь Иванович предупреждал!» Во-вторых, Стрелков остаётся в стратегическом резерве духовной войны. Он, как Иван Бодхидхарма, всегда может выдвинуться с юга, из Крыма. Или, как Тайный Узбек, – уже здесь. Он также Человек из Кемерова: когда небо рухнет на землю, перестанет расти трава, он придёт и молча исправит всё. Оказалось, что все персонажи такого рода, о которых пел и поёт наш сказитель Борис Гребенщиков, – это он, Игорь Иванович Стрелков.
За окном начинало темнеть. Осенью в Петербурге темнеет рано. Когда на улице темнеет, в своём кабинете, в квартире режиссёра четырёх фильмов про вампиров и чёрную магию, я чувствую себя неуютно. Чёрт знает почему. Но холодок идёт по коже. И лица на картинах становятся словно живее, чем днём. И старинные часы каждые полчаса бьют как-то зловеще. Я старался работать в кабинете только днём, до того, как сгустятся сумерки. Профессор заметил моё беспокойство и стал завершать свои речи.
– Главное, что мы должны понять о Стрелкове, – это не личность Стрелкова, которая может, есть, может, была, а может, нет и не было никогда, которая может быть собирательным образом или вымышленной полностью или частично, главное – те идеи и символы, которые стоят за Стрелковым и, как оказалось, работают.
– Что же это за идеи и символы?
– Мы ещё сами не разобрались.
Я заметил, что профессор иногда говорит «я», а иногда «мы», и непонятно, кого он имеет в виду. Может, у них, «независимых антропологов», есть своя организация?
– Вы не думайте, что когда я говорю про Стрелкова, что он – вымышленный персонаж, то я как-то неуважительно к нему отношусь или принижаю его значение.
– Хорошо. Я не буду так думать.
– Я ведь учёный. Мне как раз и интересны фигуры, которые оказываются так велики масштабом, что не могут быть ничем иным, кроме мифа. В таких персонажах ключ к национальному сознанию. А все эти «реальные исторические личности», они зачастую совершенно бесполезны для антропологии. Так что «собирательный образ» – это в устах антрополога высший комплимент.
– Понятно.
Я опять вспомнил Герасимова с его неандертальцем. Весьма возможно, что черепные кости, по которым Герасимов реконструировал голову древнего человека, были фрагментами не одного, а нескольких
