мир и породила наш.
— Ты пленник? — задыхаясь, спрашиваю я, пытаюсь вспомнить, что говорил Рейз. — Со времен… Войны Царств?
Статуя смеется, звук эхом отдается от каменных стен.
— Чего?
— Кто запер тебя здесь? — Мой голос дрожит; мне так нужны ответы. — И почему именно я?
— Именно ты, — спокойно повторяет статуя, — Сили. Сгодился бы любой подменыш, но судьба прислала именно тебя. Жаль, что я не смог раскрыться тебе раньше. Ни разу не видел, чтобы смертные так владели магией.
А я ни разу не беседовала с фейри так долго. И ни разу не видела, чтобы фейри говорили так искренне, проявляя уязвимость и слабость. И признавали, что нуждаются в помощи.
— Вон из моей головы! — Я всплескиваю руками от едва сдерживаемого гнева. — Мне все равно! Мне просто надо от тебя избавиться! Вон из моего разума — и из моей магии! Сейчас же!
— Тогда, похоже, у нас с тобой одна цель. — Он пристально смотрит на меня плоскими каменными глазами. — Все, что тебе нужно, — это освободить меня, и тогда чары компаса исчезнут сами собой.
На словах все так просто. Слишком просто. Я знаю, что поступаю безрассудно, но мне правда все равно. Мне нужно, чтобы он убрался, и эта мысль зудит в голове, мешая думать о чем-то еще.
— И… И ты не причинишь вреда ни мне, не другим? Просто уйдешь, и всё?
— Я вернусь восвояси, как только будет такая возможность, — быстро отвечает он, пытаясь сдержать вскипающее возбуждение.
Я вздыхаю, позволяю огню погаснуть. Не могу поверить, что иду на такое.
— И что мне сделать?
Его лицо смягчается, он с облегчением улыбается — как-то очень по-человечески, по-мальчишечьи, — обнажая заостренные резцы:
— Мы должны заключить сделку. Называешь меня по имени, говоришь, что освобождаешь, и заявляешь ответные требования.
Я не спешу. Моя рука замирает над железными цепями, в том месте, где у статуи должно быть сердце. В горле пересыхает. Сделка с фейри. Когда я слышала истории о тех несчастных, что рискнули торговаться с фейри, то качала головой и считала их глупцами, почему-то решившими, что смерть — это слишком просто. А теперь меня саму загнали в угол, и тут я всё поняла.
— Как тебя зовут?
— Госсамер.
Я на мгновение задерживаю руку на цепи. Не так долго, чтобы обжечься.
— Госсамер, — хрипло повторяю я, — я освобождаю тебя. Взамен прошу лишь имя, которое ты мне уже назвал. — По телу проносится волна холода, замораживая меня от макушки до пят, ослепляя. Потом я слышу щелчок.
Все заканчивается так быстро, будто было только игрой воображения.
Цепи спадают, омывая пол гулким водопадом звона. Лицо статуи сперва становится растерянным, потом удивленным, а потом застывает, и искра жизни в нем гаснет.
Когда я отдергиваю ладонь, она чиста: я вижу только гладкую розовую кожу. Ни следа чернил, к которым я уже привыкла. Похожее было в детстве, когда выпадал молочный зуб и на его месте, где что-то было, образовывалась пустота.
Меня бьет неуправляемая дрожь, хотя мне уже не холодно.
Глава 28
Фейри исчез. Я тянусь через лужу металла, чтобы коснуться лица статуи, но ничего не происходит. Теперь это просто изваяние.
— Похоже, все пошло не по плану, — раздается голос позади меня.
Я подпрыгиваю, оборачиваюсь и обнаруживаю Госсамера. Даже вне камня он совершенно бесцветен — от длинных волос до босых ног. Глаза кажутся пустыми, радужка едва тронута серым. Он с отвращением рассматривает свои длинные острые ногти, потом переводит взгляд на меня.
Я как будто гляжу на тигра в клетке, зная, что эта тварь может разорвать меня на части, не моргнув глазом. Сердце больно бьется о ребра.
— В каком смысле? — спрашиваю я, стараясь не показывать страх. — Я… я тебя освободила.
Госсамер с полуулыбкой подходит к статуе, заставляя меня отскочить в сторону. Он двигается лениво и мягко, словно сделан из жидкости.
— Я сказал, что уберусь восвояси, как только будет такая возможность, — мурлычет он, поглаживая статую. Он изучает ее, словно ищет скрытое послание. — Но разве я говорил, что эта возможность появится у меня сразу?
Нет. Он такого не говорил. Он меня подловил, ну конечно. Вот так и заключаются сделки с фейри — и я попалась на его уловку, как дитя.
— Что… — Гул в голове мешает думать. — Что ты имеешь в виду?
Госсамер обходит статую, странно извиваясь. Когда он снова смотрит мне в глаза, на его не вполне человеческом лице проступает неуместная виноватая улыбка.
— Ответ тебе вряд ли понравится, — говорит он.
— Что конкретно?
— Сразу и не объяснишь. — Он обходит статую и прислоняется к ней спиной, что выглядит, мягко говоря, неприятно. Рассматривает мое лицо и нелепый наряд, что-то обдумывает. — Я имею в виду, что за время моего долгого заключения многое изменилось. Мог ли я…
Первый раз в жизни вижу такого неловкого и косноязычного фейри. Который при этом не лжет.
— Да скажи уже!
Он кривится и сдается.
— Я не набрал полную силу. У меня нет физической оболочки, в которую я мог бы вернуться.
У меня все внутри обрывается, хотя я не вполне понимаю, что значат его слова. Но он говорит так, что мне становится не по себе.
— И значит…?
— И значит, я, кажется, не совсем свободен. — Госсамер слегка мерцает, просачиваясь сквозь статую, словно сделан из воздуха. — Получается, что я снова в тюрьме. — Внезапно он оказывается со мной нос к носу, глядя своими льдистыми глазами прямо в мои. Знакомый холодок изморозью ползет по коже, когда он поднимает руку и нежно касается пальцем моего виска. — Вот здесь.
