вышли и пошли по пляжу. Отлив. Под ногами куча ракушек. Купающихся нет, лишь одинокие туристы под цветными зонтами… Йодистый воздух Северного моря. Освежает и бодрит. Порция морской бодрости.
А далее в центр цивилизации – в казино (в Париже казино нет, запрет, и все искатели удачи отправляются в Довиль, называя его 21-м округом Парижа). Тут тебе и столы, где крутится рулетка, и игральные автоматы по прозвищу «однорукие бандиты», и прочие ухищрения потрясти карманы клиентов. Мы тоже немного поиграли на автоматах, и Ще – о, чудеса! – выиграла 26 евро, а радостей было на 500!.. Я же остался в проигрыше, но не в обиде на Довиль. Из казино в брассерию «Дроккар», где пообедали в отдельном кабинете. Главное блюдо – треска. Но какая! Свежевыловленная и тут же приготовленная мастерами французской кухни. Ничего подобного никогда не ел! И облизывался, как кот. На этом не успокоились и зашли в магазин – парфюм и всякие покупки-подарочки. И все на улыбках: «Мадам», «Месье», «Мы счастливы, что вы у нас что-то купили!..» Естественно, по-французски.
Вокзал Довиль-Трувиль, и в обратный путь на поезде, на скоростном, у нас такие не ходят, у нас они ползают…
Приехали, немного кино по ТВ, и с целым блюдом клубники.
23 мая – с утра Ще сделала серьезное заявление: «Не хочу никуда ехать!» Оставили Ще на острове и с Эдиком проехались с Шарля де Голля на бульвар Бено, закупили необходимые продукты. Потом Эдик исчез, и мы остались «в ожидании Эдо». Мы сами по себе погуляли по острову (это не Сокол – он не надоедает). А вечером с появлением Эда сели в машину и поехали снова на Шанз-Элизе, которые до 1616 года были болотами, а потом по распоряжению Марии Медичи соорудили удобную дорогу, которая впоследствии стала районом для богачей и туристов. Зашли в музыкальный и книжный магазины – затошнило от изобилия предложений, – что хочешь и на любой вкус. Вечером ТВ под каберне, если каламбурить.
24 мая – поездка на Сите – сердце Парижа. Красавица-капелла Сент-Шапель, собор Парижской Богоматери, или иначе Нотр-Дам, зашли, причастились. Посидели рядом в кафе «Ле Парнас», шустрый официант сразу предложил Ще: «Наполеон, мадам?» А я взял Dame Blanche. Затем дошли до Отель-де-Виль, и далее без четкого плана, удивляясь многочисленному числу женщин с оттопыренными попами. Я пошутил: «Фестиваль задниц». И на очередную мадам Попа вздыхал: «И эта с фестиваля!»
Поездка завершилась рестораном на острове «Мальчик с пальчик» – «Петит-пусе». Расплачивался, естественно, Эдик, а я представлялся как профессор-джапан из Иокогамы, был важным и раздувал щеки. Короче, саморазвлекался. На столе коллекционное бордо и разнообразные фрукты, – от ананаса до манго…
25 мая – посещение «Галери Лафайет», по-нашему грандиозный универсам, но с невиданным у нас красивым куполом. Вход в этот торговый район непосредственно из станции метро «Обер» (в честь автора оперы «Фра-Дьяволо»). Ходили по галерее в состоянии ошеломления и единственно, что купили, рубашку английской фирмы «Пинк» за… 135 евро. Разврат, да и только.
Вечером футбол по ТВ Милан – Ливерпуль, 3:3 и по пенальти выиграли англичане.
26 мая – после товарной феерии у Лафайета пробуждались долго и лишь в 10 часов вышли на дворик к Сене. Ссора с Эдиком по причине обоюдной усталости. Помирились и поехали в Булонь. Рядом ипподром, но на него не хватило сил. И закатились на три часа в Богатель. Роскошный парк с лебедями, павлинами и розами. В кафе еле справились с огромной порцией мороженого. Затем подъехали в другую часть Булонского леса, где озера и издали видна Эйфелева башня. На траве лежат парижане, пьют, едят, наслаждаются жизнью.
Вернулись, вкусно поели, включая трюфельный торт, поспали. Жизнь сибаритов! И поехали смотреть «огоньки» Эйфелевой башни, через Конкорд, по набережной, Тюильри, Риволи, Елисейские Поля и обратно в Нейи. Вернулись около 3 часов ночи (по-московски). Эдуардо устало спросил: «Сыр, баклажанка?..» «Нет», – в тон ему устало сказал я. И довольствовался ТВ-программой: мягкое порно. Никакого коммунистического целомудрия…
27 мая – день 16-й, последний. Отъезд из Парижа и прилет в Москву. Проснулись от заливчатого пения птичек в саду за окном… сборы, и Эдо кое-что подсортировал нам в дорогу и на первое время скудного московского житья, от кофе до сыра. В аэропорту попрощались с гостеприимным, но уставшим от нас хозяином (ну, и мы от него – все по жизни). Самолет Эйр Франс взлетел в 17.32. Летели три часа с минутами. Встретил нас Сергей и быстро домчал на машине до дома да еще две сумки поднял на 4-й этаж. Уважил профессора-джапан из Иокагамы.
Вошли в квартиру – горячей воды нет, отключили, а потом отключили свет. Авария? Отдых и сибаритство кончились, начались суровые будни на родине. Работа, суета, преодоление все время возникающих трудностей…
31 мая – первые дни после Парижья. Горячей воды нет – отключили, вырубилось электричество. Ще в панике из-за холодильника, а как там продукты. Я отринул быт и с головой нырнул в омут работы. Печатал парижские заметки, потом занялся парижским фотоальбомом и разбирал ворох скопившейся прессы. В мое отсутствие в «Вечорке» вышел Леонид Мартынов. Но для книги надо его обязательно расширить.
В майском номере журнала «Алеф» впервые мой материал дан первым – «Клезмер на маленькой скрипке играет». Текст для меня необычный, и поэтому имеет смысл привести его полностью. Сначала врезка:
«Случайно в середине марта я попал на московский концерт Пурим-фест-шоу «Лехаим!». Случайно – «случай, вообще, Бог!» – говорил Анатоль Франс. И первый парадокс: где проходил концерт? В Театре содружества актеров Таганки – в самом логове русских ура-патриотов. Второй парадокс – идиш. С детства помнил два слова: цудрейтер и шлимазл. И вся жизнь советского периода текла между буйным сумасшествием и тихими неудачами. А еще помню вздох соседки тети Аси: азохен вей. И все. Для евреев идиш – язык предков, бабушек и дедушек, живая и трепетная история народа. А еще музыка. Клезмер, который переживает ныне настоящий бум – и в США, и в Западной Европе. Явление клезмера народу.
Клезмер на маленькой скрипке играет…
Слушая клезмерскую музыку, неожиданно для себя попал в ласковый и грустный плен. От ее бесконечных повторов, то мажорных, то печальных, то громко кипящих, то затихающих вдали. От фидэле, то есть скрипочки, а она была не одна, а целых пять (а какой скрипичный класс показал Марк Ковнацкий!). Скрипки пели так, что хотелось смеяться от радости и плакать от горя одновременно. Я
