на ночь. В данный момент я просто оцепенела. Рухнув на кровать, смотрю в потолок и считаю капающие из крана в ванной капли.
Один.
Два.
Три.
Это то, что чувствовала мама? Одиночество? Считала ли она капли из протекающего крана? Интересно, как она дошла до такого момента в своей жизни и имела ли, в принципе, направление?
Скучала ли она когда-нибудь по моему отцу или по одному из тех отвратительных мужчин, которые годами то появлялись, то исчезали в ее жизни?
Скучала ли она по мне?
И буду ли я скучать по ней?
Остановив счет на двести пятидесятой капле, беру телефон и звоню Лии. Она не отвечает. Поэтому я пишу ей.
Эм: Позвони мне, когда будет возможность.
В Лос-Анджелесе сейчас на три часа меньше, так что я знаю, что она не спит. И у меня больше никого нет. Только Лия. На ней мой список заканчивается. Безумие думать, скольких людей я встретила, путешествуя по миру, но только один человек входит в список людей, которым я звоню после смерти своей мамы.
Сев, провожу руками по волосам, а затем достаю из сумочки фотографию. Не знаю, кто ее снял, но на ней изображена притворно счастливые мать и дочь на пляже, по пояс утопающие в песке, а волнистые линии делают насыпанный на нас песок похожим на хвосты русалок. Я засовываю фото обратно в сумочку и вздыхаю.
— Нахрен все.
В Атланте у меня есть муж. Муж, который за последнее время даже не пытался связаться со мной.
Не прислал документы о разводе.
Не нанес ни одного неожиданного визита.
Ничего.
В моем эмоциональном состоянии, я хватаю сумочку и мчусь на этой крошечной волне смелости до его дома. Следующие десять минут провожу в убеждениях, что идея эта не очень хорошая, но необходимая.
Спустя три стука в его входную дверь сцепляю перед собой руки и задерживаю дыхание. Убедившись, что дома его нет, разворачиваюсь и направляюсь обратно по подъездной дорожке — одновременно с облегчением и разочарованием.
— Да?
Я поворачиваюсь на голос.
Женщина подносит руку ко лбу, щурясь от заходящего солнца.
— Вы ищете Зака?
Искала. Но теперь уже не уверена.
— Он вернется домой через несколько часов, если хотите, заходите.
Я редко теряю дар речи, вообще-то, нервная, бессвязная болтовня — моя специальность. Но сейчас я понятия не имею, что сказать этой женщине. Мысли не дают мне дельного ответа; они слишком заняты, представляя, кем может быть эта женщина. Почему она в доме Зака в его отсутствие. А за мыслями следует натиск других деструктивных эмоций и образов.
Он не мой.
И никогда им не был.
Я это знаю. И ненавижу, что мне приходится так много раз повторять это мысленно. Ненавижу, что это никак не доходит до меня и не ощущается правдой.
— С вами все в порядке? — спрашивает она. Да и почему бы ей не задать этот вопрос?
Я не двигаюсь.
Молчу.
Должно быть, выгляжу безумной.
— Все в порядке, — удается мне выдавить три слова — одну большую ложь. На следующем вдохе мои ноги быстрыми шагами возвращают меня к арендованной машине.
В отеле я заказываю еду в номер и роюсь в мини-баре. У меня умерла мать. Я могу позволить себе вечер объедания и возлияния до комфортного состояния оцепенения. Наверняка можно хотя бы на один день отдохнуть от реальности, когда ты теряешь родителя.
После трех крошечных бутылочек виски — которые мне противны — и жирного картофеля фри с чизбургером (потрясающе вкусных, потому что я так давно не ела столько соли и жира), я включаю телевизор и погружаюсь в подушки, сложенные у изголовья. К мини-бару я вернусь чуть позже.
Во время бездумного просмотра кабельных каналов у меня звонит телефон. Наверное, долгожданный звонок от Лии.
— Дерьмо.
Я хмуро смотрю на экран. Это не Лия.
— Чао, — отвечаю я с наигранным энтузиазмом, который могут подарить только три крошечные бутылочки виски.
— Привет. Где ты? — спрашивает Зак.
Таинственная женщина, вероятно, слишком подробно рассказала ему о полуадекватной женщине, которая заходила этим вечером.
— Хм… — Я закрываю глаза, чувствуя странное примирение с событиями дня. Должна сказать, виски на вкус как лошадиная моча (говорю не по собственному опыту), но от него жизнь кажется менее дерьмовой. Сегодня я даю ему пять звезд и блестящую рекомендацию. — В гостиничном номере с протекающим краном, но хорошо укомплектованным мини-баром. А ты где?
— Что привело тебя в Атланту?
К чему все эти вопросы?
— О, знаешь… ну… отпуск… и смерть матери…
— Эмерсин… — говорит он с такой жалостью в голосе.
Разве он уже не понял, что я презираю жалость? Ради Христа, я жила в машине, потому что не позволяла никому жалеть меня. Я скорее задохнусь от своей гордости, чем буду чувствовать себя слабой.
— В любом случае… через день или два я улетаю в Лос-Анджелес. Я так понимаю, ты звонишь мне, потому что твоя девушка… — это слово на вкус хуже, чем виски, — … должно быть, упомянула, что я заходила. Я как раз была в твоем районе. Не беда.
— Где ты?
Я смеюсь.
— Я же сказала: в гостиничном номере с…
— Эмерсин, я не об этом. В каком ты отеле? Какой номер твоей комнаты?
— Не могу сказать. Знаешь… опасный незнакомец и все такое. Я давно не видела и не слышала о тебе, так что к этому моменту ты для меня почти незнакомец.
— Иисусе, Эмерсин… просто скажи мне, где ты.
Эмоции душат. Один только звук его голоса способен разорвать те части моего сердца, которые я пыталась исцелить эти несколько месяцев. Не уверена, что в мини-баре достаточно алкоголя, чтобы заглушить такую боль.
— Знаешь… — Я вытираю слезы. — Ты должен отправить мне документы. Ты получил мое сообщение? Я… я в порядке. Твоя страховка мне больше не нужна. Я справлюсь сама. Если они у тебя при себе, я могла бы их подписать перед отъездом домой. И тогда ты будешь свободен.
— Эмерсин…
— Просто подумай об этом. Хорошо? — завершаю разговор до того, как он успевает ответить.
Я пялюсь в телевизор еще час, не особо осознавая, что смотрю. Кажется, бейсбол. Эффект от виски начинает выветриваться, и я подумываю перейти
на водку. Вместо этого пишу Заку адрес отеля и номер своей комнаты.
После инцидента на свадьбе я предоставил Эмерсин время разобраться в себе. Мне это время тоже было нужно.
Я так поступил, потому что люблю ее.
Делает ли это
