– Я не сохну, – Ольшанский зыркает на меня так укоризненно, будто я самое больное место его задела. Хотя почему “будто”? Знаю ведь что хочет. Он уже даже спрашивал у моего ведущего врача, разрешены ли в их клинике роды с присутствием отцов. Я жирно подчеркнула ему в договоре часть фразы про обязательное согласие матери. Кажется, тогда он смотрел на меня так же кисло.
– Пока я не услышала ничего, чтобы могло бы заставить меня поверить в это утверждение, – покачиваю я головой.
И все равно говорить он начинает только через минуту.
– Я узнал про свой диагноз уже после развода, – проговаривает медленно и очень неохотно, – только тогда мне еще говорили, что пара курсов терапии и все будет “как надо”.
– Они и после шестого курса так говорить будут, – замечаю я. Ник покачивает головой.
– Не в моем случае. У меня курсы были очень длительные. После каждого анализировали мой… материал, оценивали количество живых сперматозоидов до и после сеансов.
– Все было так плохо? – тихо спрашиваю, оценив мрачность тона.
Ник пожимает плечами.
– Ну, результативность у лечения была. Ненулевая. Но настолько близкая к нулевой, что сложно назвать её настоящим успехом.
– Но ты ведь не сдавался…
– Цеплялся за мизерные шансы, – Ник горько усмехается, – надеялся, что смогу предложить тебе совместное исполнение твоей мечты. Но раз от раза терапия приносила все меньшие плоды.
– Ну при чем тут я? – морщусь недовольно, – ты ведь не видел во мне женщину. Мы просто дружили.
– Просто дружили? – улыбка Ольшанского теряет в горечи, но поднабирается в сарказме, – просто проводили вместе вечера, выходные, любую свободную минуту. Просто читали одни и те же книги, смотрели вместе гребанную Игру Престолов, спорили на исходы хоккейных матчей, вместе катались на лошадях и страдали дурью. Ты сама со своей стороны только дружеские чувства ко мне испытывала?
Горькая, мучительная пауза будто стеклянной стеной нас разделяет.
Я в глаза ему смотрю и хочу убить.
Он серьезно что ли хочет, чтобы я снова это повторила? Серьезно думает, что я готова снова вытереть ноги об собственную гордость?
– Ты была со мной рядом, – Ник смотрит мне в глаза неотрывно, – ты меня обнимала, лежала на моих коленях, ела чипсы из моей тарелки. Ты засыпала в моей гостевой, когда мы засиживались допоздна. Ты читала мне вслух и готовила всякую дрянь на моей кухне.
– Дрянь? – совершенно охреневая переспрашиваю я, – тебе же нравилось, как я готовлю!
– Тот лимонник точно не был блюдом ничьей мечты, – разошедшийся не на шутку Ник оказывается жутко категоричным типом.
И вот этот факт мне крыть нечем. Помню я ту горько-сладкую дрянь, вошедшую в летопись моих кулинарных подвигов как "полное днище". Я и готовила, чтобы рецепт опробовать. Один раз приготовила отраву. И что мне теперь её до конца жизни припоминать будут?
– Все это было, Энджи, – Ник невесело вздыхает, – и я очень скучаю по этим временам. Но скажи. Все то время ты была рядом со мной. Была ли за то время у меня хоть одна женщина, которая бы занимала столько места?
– У тебя были романы, – мрачно напоминаю я.
– Были, – не отрицает Ник, – потому что я в конце концов не железный. С тобой рядом и так-то было трудно находиться и не палиться. А три года без секса – даже при моем терпении очень сложно выдержать. Я понимаю сейчас, что делал тебе больно. Но тогда-то я себя убеждал, что не нужен тебе. Оправдывал себя как мог.
– Бред, – фыркаю, скрещивая руки на груди, – если тебе так хотелось – что ж ты рот не открыл? Ни единого телодвижения в мою сторону не сделал.
Ник смотрит на меня долго, пронзительно, потом отворачивает от меня лицо.
– Ты хотела ребенка, – выдыхает он с болью, – так страстно хотела. Горела. Так горько принимала каждую свою неудаче. Я и решил, что лучше я буду с тобой рядом, буду хоть каким-то утешением.
– Это мог бы быть наш общий путь! – эти мои слова звучат как полновесное обвинение, – мы могли пытаться вместе. Лечиться вместе. Через все проходить вместе.
– Я не хотел, – голос Ника прерывается, и я не удерживаюсь от рвущейся изнутри обиды.
– Чего не хотел? – повторяю язвительно, – делить со мной проблемы не хотел? Пускать меня в твою жизнь дальше коврика в прихожей не хотел? Охотно верю.
– Ты так на меня смотрела тогда, – почему-то Ник начинает улыбаться, хотя я уже почти готова пинками его за дверь выгнать, – ты так смотрела… Я себя живым ощущал. Здоровым, сильным, способным абсолютно на все. Но чтобы начать с тобой отношения – нужно было сказать о моих проблемах. Я не хотел видеть в твоих глазах разочарования. Не хотел, чтобы и ты начала меня ненавидеть за то, что я даже ребенка тебе подарить не способен.
– И ты? – удивленно поднимаю брови. И по резко изменившемуся лицу Ольшанского понимаю, что это он случайно сболтнул. Очень интересно!
А кто же уже начал ненавидеть его по этой причине?
– Ну и? – говорю, терзая его взглядом. Ник держится стойко, но глаз у него уже подергивается.
– Как там говорят в фильмах? Говори сейчас или молчи вовек, – насмешливо требую я, – Ольшанский, вот он твой момент истины. Давай. Пользуйся. Черта с два я буду тебя слушать в следующий раз.
– Не опускайся до шантажа, Энджи.
– А вот буду! – я упрямо задираю нос, – или ты мне врешь, или не хочешь со мной делиться. И то и то для отношений со мной – непреемлемо. Хватит с меня. Наигралась в недоговорки. Берг от меня сталкершу скрыл, кого скрываешь ты? Кто там тебя ненавидел, за то что ты не можешь ребенка заделать? Ольга?
Да. Я угадала. Что-то такое непередаваемое отражается у Ника на лице, что является неозвученным подтверждением.
– А с первого впечатления она мне понравилась… – задумчиво произношу я, – такая… Увлеченная, спокойная… Не думала, что она настолько дура чтобы вот в таком вопросе тебя изводить.
– Она не дура, – Ник мягко покачивает головой, – и не вини её, Эндж. Мы тогда первый раз потеряли ребенка. После двух лет попыток. Ей было тяжело. Очень. Я пытался её поддержать, но не справился. Она даже с собой пыталась покончить. Я… Не равнял вас, правда. Просто боялся причинять боль тебе.
– И себе, – кривлю губы я, – дело ведь не только во мне. Ты хотел и дальше чувствовать себя здоровым сильным суперменом. Только искренности нам это не добавило. Я так и осталась для тебя свойским парнем, с которым пива в выходные можно выйти. А вот в Вике ты сразу увидел женщину. Настоящую. Достойную твоей любви.
– Энджи, – глаза Ника становятся какими-то беззащитными, – я знаю, что ты для себя уже решила, что я по Вике с ума схожу.
– Нашей ночью с тобой ты шептал имя Вики, – напоминаю неохотно, – как же это объяснить кроме как тем, что ты гораздо глубже к ней привязан, чем хочешь признавать?
