Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
В эти годы Людмила Владимировна рассталась со своим мужем Андреем Передерием – он был тогда директором студии «Диафильм», находившейся в прекрасном лютеранском храме в Старосадском переулке, рядом с Исторической библиотекой, в которой мы и познакомились с сыном Людмилы Владимировны Володей. Я пришла к ним в дом совсем юной и немедленно влюбилась в нее. Она была невероятно обаятельна, очень приветлива и как-то по-особому красива. И все ее друзья звали ее Мила – именем, которое к ней удивительно подходило. На нее хотелось любоваться, ее черты, манеры, пластика очаровывали. Так было не только со мной, в нее влюблялось множество людей, иногда это носило просто трагикомический характер. Она ездила в Берлин с делегацией на какой-то фестиваль и познакомилась там с актером Георгием Епифанцевым, который когда-то сыграл легендарную роль Прохора Громова в фильме «Угрюм-река». Он потерял голову и стал буквально добиваться ее благосклонности. Стоял под дверью с цветами, не уходил, ждал, требовал, чтобы она его пустила. Я была вынуждена говорить ему, что Л. В. нет дома, выпроваживать его, а она скрывалась у себя в комнате и ждала, когда он уйдет.
Когда Л. В. стала директором Сценарной студии, в дом потянулись все известные сценаристы и режиссеры того времени. Из гостиной непрерывно доносилось: «Ермаш! Павленок!» Это были два главных кинематографических чиновника, которых непременно надо было как-то обвести вокруг пальца. Собственно, в те годы это была основная работа всех приличных редакторов и директора Сценарной студии. Чтобы вышел хороший или просто не позорный фильм, надо было проявить невероятную хитрость и изворотливость. Но долго такое продолжаться не могло. На Людмилу Владимировну начали наседать сверху, чтобы она убрала наиболее сильных редакторов, уволили А. П. Свободина, а потом поставили ультиматум и ей. Тогда никто еще не знал, что следили за каждым ее шагом. И когда ее сняли с поста директора Сценарной студии – что, кстати, она восприняла очень болезненно, – мы не знали, что в ее деле лежал отчет кагэбэшника о ее поездке в Париж и встрече там с Виктором Некрасовым, которому она передавала посылку от его близких друзей Лунгиных и провела с ним в прекрасных разговорах время в парижском кафе. Видимо, этот «отчет» о встрече с диссидентом Некрасовым и положили среди всего прочего Ермашу на стол, а Людмилу Владимировну уволили. Один мой дальний родственник уже на пенсии возглавил отдел кадров Союза кинематографистов, он и рассказал моему отцу о том, что было в ее личном деле. Первое время она сильно горевала. Но потом стала работать лектором в бюро кинопропаганды, путешествуя по всему СССР, и к ней вернулась радость жизни.
Надя Кожушанная, Валера Залотуха, Михаил Шелехов и другие – это были студенты Высших курсов, которых они с Семеном Лунгиным набрали в конце 80-х годов.
Валера Залотуха – прекрасный голубоглазый златокудрый красавец – писал пронзительные рассказы. Мы с ним были дружны, и он очень любил, зная мою горячность в некоторых вопросах, разыгрывать меня. «Ты знаешь, – говорил он, горестно потупив глаза, но каким-то зловещим шепотом, – это происходило на кухне, где я поила его чаем или кофе, – я вступил в общество „Память“. Они многое правильно говорят. А потом – я же русский человек».
Я застывала с чашкой в руке, хорошо, что там еще не было кипятка. Я кричала, посуда летала по кухне, что-то падало, но я продолжала кричать на Валеру. Из гостиной выбегала Людмила Владимировна, которая с кем-то в это время разбирала сценарий. «Что случилось?!»
– Он вступил в общество «Память»! – почти рыдая, отвечала я.
– Ну что за дура ты, Наташа! – и она невозмутимо удалялась к себе в комнату. А Валера, ничуть не смущенный, весело подмигивал мне и примирительно говорил:
– Ну, ладно, если тебе не нравится, пока не буду вступать в «Память».
Его солнечная фотография всегда висела у нее на кухне, уже в доме на «Аэропорте», где она жила до последних дней. Она пережила его, своего любимого ученика, который делился с ней всем, что писал. И Надя Кожушаная ушла совсем рано.
Людмила Владимировна щедро дарила своих друзей. Я имела счастье заниматься у Семена Львовича Лунгина. Она привела в дом на Смоленской Михаила Давыдовича Вольпина, и это для нас, двадцатилетних (я позвала тогда своих друзей), был настоящий праздник. Он рассказывал о Николае Эрдмане, арестах и ссылках, о 20–30-х годах. Она привела меня в дом Леонида Даниловича Аграновича, с которым когда-то работала на студии, и мы все вместе дружили все его последние годы. Но главное, мы вошли с ней вместе в ее прошлое. На основании архивов ее тети Татьяны Александровны Луговской и ее мужа Сергея Александровича Ермолинского, а главное, ее отца Владимира Луговского я сделала книгу о ташкентской эвакуации писателей. Вместе мы открывали новое и новое для себя, и во всём, что я делала, писала, находила, всегда было ее присутствие. Она с удовольствием набирала на компьютере тексты писем, дневников, неизвестные стихи отца. Каждый новый поворот сюжета из прошлого мы обсуждали вместе. Но скоро, к великой печали, она стала плохо видеть и всё хуже слышать. Это мучило ее ужасно. Ее словно приговаривали к изоляции. Она мужественно сопротивлялась. Научилась читать огромные буквы в электронной книжке, носила слуховой аппарат, но всё равно ей становилось всё труднее. Последние годы она угасала.
Из того, что не успела сделать. Ее мечтой было написать монографии о трех замечательных сценаристах, которых она очень хорошо знала и глубоко понимала. Это Александр Хмелик, Евгений Григорьев и Юрий Клепиков. Она мечтала написать о том, как сценарий может превращаться у таких художников в настоящую большую прозу.
Елена Ганевская
Редактор журнала «Кино – детям», кинообъединения «Зодиак» (киностудия имени Горького), дирекции кинопроизводства Первого канала, киностудии «RWS. Всемирные русские студии».
В начале было слово, и слово было «Милка».
Оно на все лады произносилось ее подругами: с придыханием, с гордостью от причастности, с восторгом. Иногда к нему добавлялось «Голубкина».
Мне не везло – не получалось столкнуться на общих кухнях.
До поры.
Я работала в «Союзинформкино» на Ордынке, была выпускающим редактором журнальчика «Кино – детям». Об этой конторе можно долго рассказывать. Скажу только, что это было моё личное счастье. Я познакомилась с совершенно потрясающими людьми, которые почему-то принимали во мне незаслуженное, на мой взгляд, участие – учили писать, редактировать, я была «чужаком», из технарей, но бешено влюбленная в кино.
Там я познакомилась с Иной Туманян, и мы подружились.
Ина терпеть не могла кинокритику. Считала, что критики ничего не понимают в производстве и потому не имеют право судить о конечном результате.
Я и не спорила, я и правда ничего не понимала в производстве, как-то и не тянуло узнать. Я упивалась возможностью писать про режиссеров, про артистов, про кино.
И тут случились перестройка и Пятый съезд кинематографистов.
В кино произошла революция: к руководству Союзом кинематографистов пришли новые талантливые люди, киностудии переформатировались – во главе творческих объединений встали яркие, умные режиссеры.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
