Счастливое детство
«Дорогая Леля, если орел — пусть будет Алан, а если девочка — Люси!» — так было сказано в записке, которую Елена Александровна, будучи в роддоме, получила от мужа 12 ноября 1935 года.
Выбор именно на эти имена пал неслучайно. Как только мама Людмилы Марковны оказалась в роддоме, папа, Марк Гаврилович, чрезвычайно нервничая, побежал в кинотеатр. В то время особой популярностью у зрителей пользовалась американская приключенческая кинокартина «Акулы Нью-Йорка». Главный герой фильма, потрясающий красавец и сердцеед, Алан спасает свою возлюбленную по имени Люси, совершая по ходу киноленты необычайные и опаснейшие трюки. Вот так Марк Гаврилович, совершенно потрясенный увиденным, твердо определился с выбором имени для своего ребенка.
— Люси? В нашей стране нет такого имени! Есть только старославянское имя Людмила, что означает «людям мила». Также популярны такие имена, как Искра, Октябрина, Владлена, Сталина, Ноябрина, Кима, Мюда… — возразили Марку Гурченко в роддоме.
— Это как? Мюда? Нет уж! Пусть уж лучше она будет Людмилой — на радость людям! — решил глава семейства. И кто бы мог подумать — он не ошибся!
Мама Леля, как ее ласково называл Марк Гаврилович, и маленькая Люся приехали домой на извозчике — такси в городе Харькове в 1935 году не было. Семья проживала в небольшой комнатке большого дома № 17, находившегося на Мордвиновском переулке. Несмотря на то, что комната была подвальной и всего с одним окном, Людмила Марковна, вспоминала время, проведенное в ней, с необычайной теплотой и трепетом. Это единственное окно нередко служило ей своеобразным развлечением — порой она разглядывала ноги прохожих — так как это единственное, что можно было рассмотреть, глядя из практически подвального помещения, и пыталась угадать по ним своих соседей. Еще одним увлечением малышки являлось, как нередко потом говаривала сама актриса, «выступления», за которые ей полагались вознаграждения — в данном случае это были конфеты из неисчерпаемого запаса верхней полки буфета.
Будучи рожденной не только в музыкальной семье, но и «в музыкальное время», как не единожды отмечала сама артистка, творчество играло в семейной атмосфере особую и неповторимую роль. Папа прекрасно играл на гармошке, являлся массовиком-затейником, организовывал вечера, утренники и мероприятия в школах, на заводах и фабриках. А мама, всегда помогала ему в этом. Песни, пляски, музыка, являющиеся неотъемлемой частью профессиональной деятельности родителей, плавно и гармонично перетекали и в обыденную жизнь. Маленькая Люся, как губка, впитывавшая все советы и наказы Марка Гавриловича по актерскому и не только мастерству, обожала петь, танцевать, удивлять «зрителей» в лице соседей или друзей семьи и, конечно же, радовать своих родителей.
Бывало, придет в гости кто-то из друзей семьи или товарищей и тут же следовало:
— Э! Куда же ты бежишь? Не спеши! Всех дел не переделать! Подожди, сейчас Люся тебе концертик устроит!
И начинался настоящий концерт-представление! Люся тут же взбиралась на стул, стоящий непременно в центре комнаты и начинала рассказывать стихотворение:
— Жук-рогач, жук-рогач — самый первый силач;
У него, у жука, на головушке — рога!
При этом, когда звучало слово «рога», было необходимо тут же приставить к голове пальчики — имитируя как бы «рожки жука». Также Люся не забывала, как учил папа, «пошире открывать глаза и весело улыбаться».
А после стихотворения следовала песня «с чечеткою» под аккомпанемент папы, смех и аплодисменты «зрителя»:
— Эх, Андрюша, нам ли быть в печали? Возьми гармонь, играй на все лады! Так играй, чтоб горы заплясали! Чтоб зашумели зеленые сады! Х-ха!
Марк Гаврилович нередко восклицал:
— Быть Люсе актрисой! Это как закон! Все песни на лету схватывает! Аккурат, актриса!
Необычайно радушные и веселые люди, гостеприимные хозяева очень любили устраивать праздники и вечерние посиделки, приглашая друзей и соседей. Как только кто-то переступал порог их дома, глава семьи непременно обращался к семье: «Ну, девки, гость пришел! Лелечка, давай на стол, да, побыстрей! Чтобы все было как на Первое мая!»
Праздник Первого Мая был особенным! Все собирались на демонстрацию, непременно красиво и празднично одеваясь. Папа Марк, весь в белом, возглавлял демонстрационную колонну, играя на гармошке, а мама, надев белую юбку, майку и берет, тоже белого цвета дирижировала хором. Все собравшиеся пели и веселились. Казалось, счастью нет предела, а грустных и немолодых лиц и вовсе быть не может. До войны все и все были веселыми и молодыми. Люсе на тот момент было 5,5 лет — так мало для ребенка, которому еще предстояло пережить чудовищное время войны.
И началась война…
Лето 1941 года началось для Люси ярко и беззаботно. Весь детский сад переехал на летний период в Олынаны, что под Харьковом. Надо сказать, Людочка очень любила своих воспитателей, всю свою группу, да и вообще, ходить в детский сад. На всех утренниках она, как и полагается, блестяще выступала, пела песни, танцевала, а на новогоднем утреннике и вовсе была Снегурочкой. Воспитатели не раз говорили ее отцу: «Люся — будущая актриса! Не иначе!». На что Марк Гаврилович гордо отвечал: «Да! Люся в обязательном порядке! Так и будет!».
Однажды, ясным летним утром всех детей повели в лес на прогулку. Там было очень весело и красиво, на обратном пути все возвращались с улыбками на румяных лицах и с букетами ромашек и сиреневых колокольчиков. Вечером все дети в срочном порядке были эвакуированы в Харьков. «Война… Гитлер… фашисты… Родина… Россия… Сталин!» — вот те слова, которые в сумбурном порядке кружились в Люсиной голове, и которые слышались, казалось бы, отовсюду.
После первых бомбежек, отец решил пойти с дочерью в город. Мать была против:
— Марк, зачем Люсю брать с собой? Там могут быть убитые! Зачем ребенку видеть это все?
— Лелечка, детка моя, это жизнь! Пусть она своими глазами увидит все: и хорошее и плохое! — ответил глава семейства, глядя на едва увядший Люсин букетик, который она привезла, и который совсем недавно был полон жизни!
В центре, на площади Тевелева, стоял теперь уже разрушенный Дворец Пионеров. «А как же красненькие рыбки? Что с ними? Успели ли их спасти?» — подумала Люся. Напротив дворца был расположен Городской Пассаж. Раньше он был похож на сказочный дворец, сколько света и сколько цвета было там! Теперь же он был практически стерт с лица земли. Ах, как же любила Людочка ходить туда вместе с мамой! Какие эмоции дарили подобные прогулки! Сравнить их можно разве только с Первым Мая! На пути к дому, по улице Сумской, недалеко от ресторана «Люкс», лежала раненая женщина, а около другой стены сидел Андрей. Его смертельно ранило осколком. Он был мертв. «Как это странно! Был живой человек, а теперь его нет!» — думала Люся, впервые осознавая, что такое смерть.
