…Да почему же? Он же наверняка снова врёт! Это всё какая-нибудь очередная ложь…
— А если я извинюсь ещё раз? — Форстер подошел к краю уступа и выглянул наружу, дождь заканчивался, и постепенно стало светлеть.
— За что именно? За то, что притащили меня сюда? За мост? За ликёр, которым вы меня опоили? За спор? За танец? Список будет длинный, мессир Форстер! — горько ответила она.
— О нет, за танец, я точно извиняться не буду, синьорина Миранди! Потому что вам это тоже понравилось, — произнёс он весело и обернулся, а потом добавил уже серьёзно: — Элья, что я должен сказать, чтобы вы перестали злиться на меня за всё?
— Что бы вы ни сказали, это всё равно ничего не исправит! Из-за вас я оказалась здесь и сейчас…
— Ну, раз вы всё-таки оказались здесь и сейчас, то могли хотя бы иногда меня слушать…
— Если я буду вас слушать хотя бы иногда, то неизвестно где я окажусь завтра! — перебила она его.
— А где именно вы боитесь оказаться? — спросил он глядя на неё внимательно, и вопрос этот прозвучал как-то двусмысленно.
Закатное солнце пробило брешь в грозовых облаках и раскинуло над озером огромное коромысло радуги. Косой луч проник в пещеру, упав на землю прямо между Габриэль и Форстером, и вырвал их из серого сумрака пещеры.
…Милость божья! Да какие же они грязные и мокрые, и…
И в это мгновенье, впервые с того момента, как его рука вырвала её из седла, Габриэль смогла отчётливо разглядеть Форстера. Солнечный луч осветил его фигуру: жутко грязные сапоги, с налипшей на них травой и глиной, и измазанные штаны…
Из-за падения с горы, видимо, зацепившись за куст или ветку, его рубашка лишилась половины пуговиц и на груди зияла огромная прореха, и Габриэль впервые увидела их… те самые шрамы от когтей льва…
И тут же вспомнила любимый рассказ синьора Грассо о том, как его жизнь спас друг, сразившись со львом голыми руками. Раньше она пропускала его мимо ушей, как и большинство рассказов о Бурдасе. Почти все они были украшены такими невероятными подробностями, что даже младенец понимал, что правды там на полсольдо, но дамы делали вид, что верили в это и восхищались, а мужчины делали вид, что верят в искренность их восхищения.
Но сейчас она видела эти шрамы воочию. Они шли от плеча вниз, наискосок, словно борозды от глубокого плуга. Наверное, острые когти порвали не только кожу, но и мышцы, а зашивать было некогда или некому, потому края срослись неровно, и было видно, что лев прошёлся лапой по груди мессира Форстера не один раз…
Из головы тут же вылетел и недавний страх, и обиды, и всё это ушло куда-то на задний план, потому что она так ярко представила Форстера сражающегося без оружия с огромным зверем, что просто не могла оторвать глаз от этих отметин…
Отец привозил из Бурдаса львиную шкуру, и она хорошо помнила размер когтей и зубов этого животного…
— Синьорина Миранди! Как же неприлично вы на меня смотрите! Воспитанной южанке не пристало так разглядывать полуголого мужчину… в подобных обстоятельствах, — усмехнулся Форстер, поправив на груди оторванный кусок рубашки, так чтобы придать себе приличный вид, и подмигнув, добавил лукаво. — Но если вам интересно, я могу совсем её снять…
Их взгляды пересеклись, но в его глазах не было насмешки…
— Мессир Форстер! Да вы просто…
Габриэль подхватила мокрую юбку и выскочила наружу.
…До чего же стыдно!
Не просто стыдно, она готова была провалиться на месте, лишь бы только снова не смотреть ему в глаза.
Откуда-то появился мокрый и грязный Бруно, и бросился, виляя хвостом, сначала к Форстеру, потом — к Габриэль, подпрыгнул, пытаясь лизнуть её в лицо и, конечно же, вымазал грязными лапами и без того пришедшее в негодность платье.
— Бруно! Фу! Да перестань же! — воскликнула Габриэль, уворачиваясь от пса.
— Он очень рад, что вы живы, — сказал Форстер, выходя следом из пещеры. — Бруно, хватит приставать к даме — она не любит таких настойчивых ухажёров! Нам предстоит ещё найти лошадей, вот и занялся бы этим. Если мы их вообще найдём! А то придётся нам всем идти пешком в Волхард.
…Прийти вместе в Волхард? В таком виде? О нет! Пречистая Дева!
Только сейчас Габриэль поняла, что это не просто неприлично…
…Это катастрофа!
В Алерте подобное происшествие погубило бы её репутацию навсегда. Поехать верхом одной в незнакомый город и остаться наедине с мужчиной в таком… странном месте, при таких необычных обстоятельствах, в темноте, в пещере… прийти растрёпанной, мокрой и грязной, в изодранном платье… Да ещё и у Форстера такой вид в этой рубашке, что…
…О нет! Боже милостивый, нет!
Такое ей никогда не простят. Подобную ситуацию может спасти только то, что мужчина тут же сделает предложение на которое нужно непременно ответить согласием, но и то, светские сплетницы ещё долго буду вспоминать такой пикантный эпизод. И уж, конечно, она навсегда останется той, которая…
И эта мысль сразила её наповал.
…А если узнает отец? О нет! Нет! Пречистая Дева!
Она повернулась, и глядя себе под ноги, произнесла дрожащим голосом:
— Мессир Форстер, я могу попросить вас кое о чём?
— Конечно! О чём угодно, синьорина Миранди!
— Я… Вы…
Слова никак не шли с языка, и не было сил посмотреть ему в лицо.
— Мы не могли бы прийти в Волхард порознь? — спросила она, наконец, едва слышно.
— Порознь? — казалось, он удивился. — Это ещё зачем?
Но она молчала, глядя перед собой на раскисшую от воды тропинку.
…Неужели он сам не догадывается!
— Элья? Посмотрите на меня, — наконец, произнёс он, и судя по его тону — догадался.
Она подняла взгляд, и ей казалось, она вся с ног до головы пылает от стыда, хотя уже и продрогла в мокрой одежде. Ей было невероятно трудно смотреть ему в глаза, и ещё страшнее было этот взгляд опустить, чтобы снова ненароком не увидеть ужасные шрамы на красивом рельефе его груди, и чтобы, упаси Бог, не разглядывать так пристально его обнажённое тело.
— Снова приличия? — он как-то криво усмехнулся, и казалось, даже разозлился. — Ради них вы готовы даже идти по грязи пешком до самого Волхарда? Или выскочить под блуждающую грозу?
— Вы опять ничего не понимаете, мессир Форстер! — воскликнула она и на глаза навернулись слёзы. — Если кто-то узнает… если кто-то увидит нас вот так… вы хоть понимаете, что обо мне подумают? Вы понимаете, чем всё это закончится для меня? Я живу в вашем доме… Я… Неужели вам настолько наплевать?
— Что подумают? Умные люди подумают, что вы счастливо избежали ужасной грозы. А дураки… а что вам до дураков? — спросил он, но видя, что у Габриэль в глазах стоят слёзы, вдруг смягчился и покачал головой. — Не смотрите на меня так, будто я собираюсь содрать кожу с младенца! Элья… Ну почему вы так меня боитесь? Почему вы всё время меня боитесь! — в его голосе прозвучала досада. — Я не чудовище, и не зверь! Только не плачьте, мы сделаем так, как вы хотите. Хотите идти в Волхард одна? Пожалуйста!
