И все‑таки как это устроить? Действовать надо наверняка, иначе выживший будет обречен на страдания, вероятно не только душевные. Но как? – вот главный вопрос. Только не ножом. Он никогда не сможет перерезать вены Минь Фан. Да Лун принялся шарить по ящикам, аптечкам, шкафам, выгружая на стол всевозможные медикаменты. Собранного не хватало на двоих. Будь они здоровы, могли бы лечь вместе на рельсы. Но железная дорога слишком далеко, дотащить до нее Минь Фан Да Луну явно не под силу. Тогда что, крысиный яд? Или достать из сарая какие‑нибудь пестициды? Но Да Лун читал, что крестьяне, решившиеся уйти из жизни подобным образом, долго мучились перед смертью.
И тут ему пришла другая идея. Да Лун огляделся, встал, медленно обошел комнату. Слишком много дверей и окон. Хотя… Он прошел на тесную кухню, где едва хватало места для газовой плиты и старого очага, одной‑единственной полки и мойки. Одно окно, две двери. Да Лун провел ногтем по щели в оконной раме, покачал головой: «Ничего, все поправимо». Потом достал ножницы и полотенце, навалил на стол несколько покрывал, одеяло, старый пуловер и принялся нарезать вещи на длинные полоски, которые просовывал между рамами с помощью отвертки, чтобы не осталось ни малейшей щелочки. Тщательно законопатил зазоры между дверной рамой и дверью, ведущей во двор, после чего ему стоило немалого труда ее закрыть, а замочные скважины забил разрезанным на лоскуты посудным полотенцем.
Где ты, Да Лун, что ты делаешь? Ты как будто возишься на кухне, но я не слышу, чтобы гремела посуда или текла вода. Значит, ты не моешь посуду. Но тебя так долго нет, а ведь ты знаешь, как тяжело я переношу твое отсутствие. Иди сюда, Да Лун. Присядь на кровать. Расскажи мне, что ты задумал. Или просто поговори со мной, почитай мне вслух. Я хочу слышать твой голос, я не могу без него .
Время от времени он подходил к Минь Фан, подносил ей воды, держал ее за руки, еще более холодные, чем обычно. На какой‑то момент ему стало страшно. Имеет ли он на это право? С чего это он вдруг возомнил себя господином над жизнью и смертью? Но Да Луну приходилось действовать на свой страх и риск, ему не у кого было спросить совета. Собственно, относительно себя у него сомнений не возникало. Он был свободный человек, по крайней мере в этом отношении. Да Лун наклонился над кроватью и поцеловал жену в лоб, губы, шею. Потом осторожно подвинул ее к краю кровати, лег рядом и взял «Книгу Перемен» с ночного столика. Гексаграмма 33.
ДУНЬ. БЕГСТВО.
«Итак, обстоятельства таковы, что время благоприятствует продвижению враждебных сил. В этом случае лучший выход – отступление, только таким образом и можно достичь успеха. Но подготовить свой отход нужно как можно более тщательным образом. Отступление не бегство. Оно маневр, признак силы. И пренебрегать им не следует».
Вот теперь я поняла, что ты задумал. Ты уверен, Да Лун? Я не имею силы возражать тебе. Надеюсь, ты отпустишь меня одну. Ты еще слишком молод. И ты здоров.
Снаружи сгустились сумерки. Да Лун поднялся, вышел, присел на ступени лестницы, закурил. Был теплый вечер. Нет погоды ласковее, чем в мае. Воздух еще не такой влажный и жаркий, как летом, но уже не такой холодный, как ранней весной, когда малейшее понижение температуры чувствуешь каждой косточкой. На крыше сарая щебечет птица, слышится отдаленный гул автобана. По железной дороге громыхает грузовой состав.
Неужели это единственный выход? Конечно нет, но единственно приемлемый. Да Лун устал, страшно устал. «Если вода уходит из озера…»
Когда птица улетела, он вышел во двор. Снял с веревок белье и сложил в бамбуковую корзину, собрал окурки, тщательно разровнял песок метлой. Те, кто придет в этот дом позже, не должны думать, будто Да Лун бежал, бросив все, – пусть даже такое и невозможно с Минь Фан на руках. Они не бегут, они уходят. А уход, если только он тщательно спланирован и подготовлен, есть признак силы и мудрости. Так написано в «И‑Цзин».
Да Лун отыскал в шкафу ночную сорочку, которую Инь‑Инь подарила матери незадолго до своего отъезда в Пекин. Длинные рукава украшали изящные рюши, грудь – перламутровая вышивка с бантом. Впервые увидев это великолепие, Минь Фан смущенно рассмеялась и заметила, что слишком стара для такого белья. Инь‑Инь пришлось долго разубеждать ее. Зато потом Минь Фан стала надевать подарок Инь‑Инь слишком часто и в конце концов положила в шкаф из опасения, что ткань протрется до дыр раньше времени от стирок. Да Лун поднес сорочку к носу. Он старался уловить оставшийся на ней аромат Минь Фан, но чувствовал только запах стирального порошка и нафталина. Ко всему прочему, сорочка стала слишком велика для ее исхудавшего тела. Да Лун с трудом просунул в рукава негнущиеся, как палки, руки. Ему пришлось даже сделать надрез с задней части горловины, чтобы надеть сорочку через голову. Потом расчесал редкие седые волосы Минь Фан и заколол их похожей на палочки для еды шпилькой. Умыл ее и впервые за несколько дней подрезал ногти. «Высокородный тщательно готовит свое отступление и приветливо прощается со всеми». Осторожно подхватив жену под мышки, Да Лун перенес ее на диван, а потом выволок на кухню тяжелый матрас, расположив его на полу между стеной и очагом. Туда же поставил музыкальный центр, которому нашел место рядом с мойкой.
Да Лун слышал, как хрипит Минь Фан, поэтому торопился. Он надел чистые штаны и свой любимый жакет из коричневого вельвета, который Минь Фан так часто латала на локтях.
Под конец он вынес жену на кухню и положил на матрас, подвинув ей под голову подушку. Внезапно душа Да Луна исполнилась покоем, какого не знала вот уже много месяцев. В последний раз он прошелся по всему дому. Проверил, заперта ли входная дверь, хорошо ли задернуты занавески. Он оставил на столе письмо и «Книгу Перемен», открытую на гексаграмме 33:
«Выбор бывает сделан, когда идущий ясно видит перед собой весь свой путь».
Да Лун вышел на кухню, закрыл дверь и просунул под нее полотенце. Пропан тяжелее воздуха, он будет стлаться по полу, поэтому зазоры под дверями следует заткнуть особенно тщательно.
Оставалась музыка. Медленно поворачивая ручку, Да Лун убавил звук. Минь Фан ненавидела, когда он резко выключал проигрывающее устройство нажатием кнопки. Он выбрал CD с записью концерта Шуберта в исполнении Инь‑Инь, который поставил с самого начала.
Да Лун осторожно подвинул жену и улегся рядом с ней, положив ее правую руку под свою голову, а свою левую под ее. Некоторое время они пролежали так без движения. Да Лун чувствовал, как колотится сердце Минь Фан, почти как его собственное. Но понемногу волнения улеглись. Да Лун медлил, как будто хотел дать их телам возможность на какое‑то время снова стать единым целым. Наконец он протянул руку к баллону и открыл кран. Пропан устремился наружу с тихим, равномерным шипением, и Да Лун еще сильнее прижался к жене. Бок к боку, висок к виску. Он чувствовал на лице ее теплое дыхание. Он видел перед собой ее прекрасное, полное сил тело. Ее груди, вскормившие двоих детей. Такова была Минь Фан до болезни. И он уснет, навсегда заключив ее в объятия. Сумерки сгущались. Мир вокруг словно погружался под воду. Да Лун закрыл глаза. Теперь он под защитой ее любви. Навеки.
