XIX
Сяо Ху задумчиво глядел на то, что осталось от его родителей, – две горстки серого пепла в неказистой урне из темного дерева. Он просил ссыпать их прах в одну общую урну, но оказалось, это запрещено законом. И вот теперь оба сосуда без крышек стоят на его обеденном столе. По комнате распространяется запах пепла или это только кажется ему?
Сяо Ху поднялся со стула, обхватил руками отцовскую урну и осторожно пересыпал его прах в урну матери. Едва заметное серое облачко, на мгновение повиснув в воздухе, осело на лакированной столешнице тоненькой серой пленкой. Сяо Ху растерялся. Он не мог просто так стереть прах отца со стола влажной тряпкой. Наконец он догадался достать из кармана кредитную карту, осторожно сгреб ею прах в кучку, собрал на бумажку и тоненькой струйкой высыпал в урну. Закрыв сосуд крышкой, Сяо Ху принялся трясти его, перемешивая родительский прах, сначала осторожно, а затем все сильнее и сильнее. Родители жили и умерли вместе, а значит, души их не упокоются, если прах будет разделен по разным урнам. Сяо Ху поставил сосуд на полку рядом с телевизором, положил возле него два апельсина, любимые фрукты матери, зажег ароматическую свечу и несколько раз поклонился. Он решил хранить родительский прах у себя, пока они с Инь‑Инь не решат, что с ним делать. Быть может, они похоронят урну в земле или развеют ее содержимое по ветру. До сих пор Сяо Ху не особенно об этом задумывался. Тема смерти, будь то чужой или своей собственной, до недавнего времени вообще мало его занимала. Он был слишком молод для этого. Он проникся ею, лишь ощутив удар судьбы – неожиданный и сразу с удвоенной силой, – да так, что сам себе удивился.
Они не оставили даже предсмертной записки. После звонка Пола Лейбовица Сяо Ху немедленно выехал в Иу, и они осмотрели дом вместе, прежде чем известить полицию. Правда, на столе лежала «Книга Перемен», открытая на гексаграмме 33.
ДУНЬ. БЕГСТВО.
«Сила теней познается в свое время».
Что они хотели этим сказать? На какой‑то момент смерть отца показалась Сяо Ху не менее загадочной, чем его жизнь.
«Высокородный тщательно готовит свое отступление и приветливо прощается со всеми. Отступление дается ему легко, ибо осознано им и дается без насилия над собой… Положение его недвусмысленно. Решение его – свершившийся факт. Через это дается ему свобода. Выбор сделан, когда идущий ясно видит перед собой весь свой путь. И этот путь приведет его к победе».
Сяо Ху не понял смысла этих строк, прочитав их впервые в полумраке родительского дома. Он знал, что Минь Фан с Да Луном нередко обращаются к «И‑Цзин» и верят ее предсказаниям. Позже он и сам пытался читать комментарии к гексаграммам, однако запутался в их странном, пересыпанном метафорами языке. Что хотел сказать отец им с Инь‑Инь этим комментарием? Что они с матерью умерли в полном сознании и добром расположении духа? Но что это, как не пустое утешение? Разве может смерть привести человека к победе? И что означает эта «сила теней», которая «познается в свое время»? Сила света – это еще понятно. Сила восхождения, перемен к лучшему, когда стираются все границы, рушатся препятствия и все становится возможным. Но тени…
Неужели это и есть объяснение? Отец Сяо Ху был замкнутым человеком, даже с родными детьми, но чтобы уйти вот так, без прощания и напутствия… Это походило на оскорбление, которого Сяо Ху не заслужил. Он просто не мог в это поверить. Интересно, что на это скажет сестра?
В тот день он с самого утра мучился недобрыми предчувствиями. И когда на дисплее мобильника высветился номер Пола Лейбовица, Сяо Ху едва решился принять вызов и с трудом узнал приглушенный голос в трубке:
– Сяо Ху, я очень сожалею…
Потом повисла пауза на несколько бесконечно долгих секунд, и Сяо Ху успел все понять прежде, чем Пол заговорил снова.
Следующие несколько дней выдались напряженными. Сяо Ху проводил совещания в бюро, организовывал кремацию, принимал скупые соболезнования коллег. И все это время его не покидало чувство, что эти дела за него делает кто‑то другой. Сяо Ху словно вырвали из его собственной жизни и сделали его посторонним свидетелем.
И вот со дня кремации миновало две недели, а состояние Сяо Ху не улучшилось, напротив. Он почти ничего не ел, спал все хуже и все чаще просыпался посреди ночи в холодном поту. Он чувствовал себя измотанным, как никогда в жизни. Наконец он сказался больным, так и не сумев толком объяснить коллегам, в чем именно состояло его недомогание. Поначалу он ссылался на проблемы с желудком и кишечником, потом стал придумывать другие отговорки, каждый раз разные – лишь бы только оттянуть возвращение на работу.
Первые два дня после кремации Сяо Ху провел в постели. Тяжелый сон, в который он впадал по временам, сменялся полубессознательным состоянием на грани дремоты. Сяо Ху словно странствовал между мирами, не отождествляя себя ни с одним из них.
Звуки улицы – сигналы автомобилей, шум моторов, велосипедные звонки, голоса людей – он воспринимал как порождения собственного воображения, не брал в руки мобильник и никому не открывал дверь. Его реальностью стали сны. В них Сяо Ху являлись говорящие рыбы и летающие кошки, которые питались исключительно бананами. Наконец, мать, вполне здоровая, но так и не обретшая дара человеческой речи. Во снах Сяо Ху она квакала, как лягушка.
Иногда, утомленный этими странными видениями, Сяо Ху поднимался с постели, одевался и выходил в город. Там он часами сидел в каком‑нибудь кафе, как человек, опоздавший на назначенную встречу, и думал. Сяо Ху пытался представить себе состояние отца накануне смерти. Какие мысли, сомнения одолевали Да Луна? Ушел он отчаявшимся, обозленным или смерть и в самом деле стала для него освобождением? Не об этом ли было его последнее послание? И чем дольше Сяо Ху размышлял над всем этим, тем больше восхищался мужеством Да Луна и проникался к отцу уважением, которое до сих пор полагал утраченным навсегда.
Сяо Ху стал бояться одиночества, особенно невыносимого в вечерние и ночные часы, когда он будто проваливался в пустоту. Мысли, планы, сомнения, обычно теснившиеся в голове в это время, иссякли. Их место заступила непривычная тишина. Боль утраты оказалась сильнее, чем он мог себе представить. Ведь отец и сын давно стали друг другу чужими и последние несколько месяцев почти не разговаривали. А мать… Если она и видела Сяо Ху, когда тот подходил к ее кровати, то уж точно не узнавала. Он почти не сомневался в этом. Ни о каком общении с ней в какой бы то ни было форме не могло быть и речи. Оба родителя давно исчезли из его жизни, тем не менее расставание с ними обернулось для Сяо Ху невыносимой болью. Зияющей дырой в душе, раной, разъедавшей его мысли и чувства. Сяо Ху вспоминал семейные ужины в далеком детстве. Из четырех человек, что сидели за тем столом, молча и быстро поглощая пищу, остался один он. Родители умерли, а сестра пропала.
