31 декабря 1756 года был подписан акт о присоединении. России к Версальскому договору о союзе Австрии с Францией.
Подготовка России к предстоявшей войне предусматривала не повышение боевой выучки армии, обеспечение ее достаточным количеством продовольствия и фуража, необходимой экипировкой и снаряжением, а создание нового учреждения и присвоение четырем вельможам фельдмаршальского чина.
Инициатором создания нового учреждения — оно получило название Конференции при высочайшем дворе — был канцлер Бестужев. В записке, поданной императрице в январе 1756 года, он предлагал учредить комиссию, «которая бы из таких и стольких людей составлена была, как их ее императорское величество сама избрать изволит и которые бы наипаче ее высочайшую доверенность к себе имели». В марте Бестужев подал повторную записку о необходимости учреждения подобной комиссии.
Вполне основательна догадка С. М. Соловьева о причине, побудившей Бестужева выступить с этим предложением. Канцлеру была хорошо известна закулисная борьба против него персон, имевших доступ к императрице и настраивавших ее на восприятие своих предложений и вынесение угодных им решений. В учрежденной комиссии, полагал Бестужев, появится возможность вести открытую полемику, во время которой он в присутствии императрицы своими обоснованными доводами положит противников на обе лопатки. Он полагал, что тем самым ослабит влияние закулисных интриг и укрепит свое положение. Он понимал, что его внешнеполитическому курсу нанесен сильный удар, что он находится на краю гибели, и поэтому не скупился на лесть в адрес императрицы. В первой записке читаем столько похвальных слов, что создается впечатление, что автор был далек от событий придворной жизни и не осведомлен о подлинной роли Елизаветы в управлении империей.
Канцлер ошибся в своих расчетах — доверенные лица императрицы, включенные в состав предложенной им комиссии, в подавляющем большинстве принадлежали к враждебной ему «партии»: гофмаршал Михаил Бестужев, князь Н. Ю. Трубецкой, братья Петр и Александр Шуваловы, сенатор А. П. Бутурлин, вице-канцлер М. И. Воронцов. Единственным членом Конференции, считавшимся приятелем А. П. Бестужева, был С. Ф. Апраксин, но он был типичным царедворцем, умевшим держать нос по ветру, и поэтому его нельзя считать надежным союзником.
Степан Федорович, сын знаменитого адмирала Петровского времени Ф. М. Апраксина, имел покладистый характер, готов был гнуть спину перед каждым, кто мог быть ему полезен, считал возможным опираться не только на Бестужева, но и на представителей враждебного ему лагеря Шуваловых. В письмах к Ивану Ивановичу Шувалову он, будучи назначенным главнокомандующим русской армией, заискивал перед фаворитом и, зная недовольство императрицы своей медлительностью, донимал его просьбами внушить ей мысль, «чтобы столь рановременные и по суровости времени и стужи более вредительные, нежели полезные, и походом не спешить», то просил исходатайствовать у императрицы отсрочку взыскания с него долга казне в 60 тысяч рублей. Не оправдалась также надежда А. П. Бестужева на присутствие Елизаветы Петровны на заседаниях Конференции — за 1756 год она почтила ее своим присутствием лишь четыре раза.
В целесообразности создания Конференции сомневаться не приходится. Остается лишь гадать, почему она была учреждена с таким большим опозданием и почему императрицу не осенила мысль иметь при своей персоне учреждение, подобное Верховному тайному совету, существовавшему при Екатерине I и Петре II, или Кабинету министров при Анне Иоанновне. Здравомыслящая женщина, конечно же, знала об отсутствии у нее опыта управления государством. Знала она и о своем нежелании овладеть этим опытом. При подобных обстоятельствах появление учреждения, освобождавшего императрицу, как сказано в манифесте об учреждении Верховного тайного совета, от «обсуждения важных государственных дел» и решения «многотрудных» задач, было обоснованным. Первоначально на Конференцию возлагалось руководство подготовкой к предстоящей войне с Пруссией и стратегическое руководство операциями, но затем она стала осуществлять мелочную опеку главнокомандующих русской армией, а также включила в свою компетенцию и вопросы внутренней политики.
Второй акцией, связанной с подготовкой к войне, было пожалование четверым вельможам воинского звания генерал-фельдмаршала. Напомним, этот чин был учрежден Петром Великим и присваивался генералам за боевые заслуги на поле брани. Б. П. Шереметев и А. Д. Меншиков заслуженно носили это звание. Преемники Петра не всегда руководствовались этим правилом: Екатерина I в 1726 году возвела в фельдмаршалы Яна Казимира Сапегу, ни дня не служившего в русской армии, сына которого Меншиков прочил в женихи своей дочери Марии. При Елизавете звание фельдмаршала было обесценено пожалованием его лицам, не имевшим никаких военных заслуг и даже, подобно Сапеге, не всегда служившим в армии. 5 сентября 1756 года, в день своих именин, Елизавета возвела в генерал-фельдмаршалы обер-егермейстера А. Г. Разумовского, генерал-прокурора Сената Н. Ю. Трубецкого и двух генерал-аншефов — А. Б. Бутурлина и С. Ф. Апраксина.
Из перечисленных лиц в дни своей молодости служил в армии в невысоких чинах и даже участвовал в боевых действиях при осаде Очакова лишь С. Ф. Апраксин. Что касается Трубецкого и Бутурлина, то их карьера протекала преимущественно на гражданском и придворном поприщах. А. Г. Разумовский к военной службе никакого отношения не имел. Бывший певчий, возведенный в графы, сознавал свою необразованность и, когда был пожалован в фельдмаршалы; заявил при всех императрице: «Вы, ваше величество, можете называть меня фельдмаршалом, если вам это угодно, но ни вы, никто на свете не сделает из меня порядочного офицера». В 1761 году императрица «испекла» еще одного генерал-фельдмаршала, тоже, подобно Разумовскому, не нюхавшего пороху, — Петра Ивановича Шувалова.
До объявления войны Пруссии встал вопрос о назначении главнокомандующего из четырех новоиспеченных генерал-фельдмаршалов; предпочтение было отдано Апраксину — его неуклюжая и громоздкая фигура устраивала и «партию» Шуваловых, хотя выдвинул его их антипод Бестужев. Имело значение и то обстоятельство, что восемнадцать лет назад Апраксин значился боевым офицером, впрочем, не имевшим опыта командования не только армией, но и более мелкими соединениями.
Получив назначение в сентябре 1756 года, Степан Федорович испытывал немалые затруднения — как не утратить благосклонность императрицы и в то же время своими действиями не вызвать раздражение молодого двора. Затруднение возникло в связи с тяжелой болезнью императрицы, вызывавшей опасение, удастся ли ей преодолеть недуг. В случае ее кончины на троне окажется поклонник Фридриха II Петр Федорович, и тогда активность главнокомандующего обернется опалой. О преклонении великого князя перед Фридрихом II французский посол Лопиталь писал: «В голове Петра Федоровича царствовало со страшной силой одно чувство, одна мысль, восторг перед Фридрихом II, доходивший почти до мании».
Апраксин в своих действиях руководствовался соображениями не главнокомандующего, а царедворца — своим самым надежным союзником считал время: надобно было тянуть свой выезд к армии и тем самым завоевать признательность молодого двора. Уильямс в депеше от 8 января 1757 года высказал Лондону свое мнение об Апраксине: «Он совершенно предан великой княгине. По крайней мере, он постоянно заявляет о своей преданности ей. Этот человек не военный, притом он невысокого мнения об армии, ему вверенной; полагают, что он не имеет ни малейшего желания встречаться с пруссаками в открытом поле. Притом он весьма расточителен и, несмотря на щедрые награды, полученные от государыни, всегда нуждается в деньгах».
