в которой летом хранили теплую одежду и обувь. Отец когда-то сам ее смастерил и очень этим гордился. Возможно, потому, что с тех пор палец о палец дома не ударил, а может, иных поводов для бахвальства у него просто не было.
– Так вот, значит, где… И как только не рухнула эта халабуда?
Не сдержав любопытства, Гоша опустил глаза в пол. Там вполне ожидаемо виднелась засохшая темная лужа – все, что осталось от великого и ужасного Петровича, державшего в страхе весь подъезд.
– Иронично, пап, не правда ли? – усмехнулся парень.
В то же мгновение на кухне послышался грохот и звон стекла. До смерти перепуганный Гоша прижался спиной к стене. Однажды он уже слышал этот шум… Ноги отказывали, но Сибирский пошел вперед. Ему казалось, что дневной свет развеет страх, но предплечья все же покрылись мурашками, стоило толкнуть прозрачную дверь. Догадка подтвердилась: на кафельном полу лежали осколки и длинное горлышко, а в воздухе стоял специфический едкий запах спирта.
Бутылка водки разбилась о твердый пол, как тогда, в 98-м, в ночь, когда отец пытался спрятать заначку от жены, а в итоге разбудил даже соседей. Кто-то должен был ответить за трагическую случайность, а потому второкласснику Гоше досталась мощная оплеуха, стоило ему сонному показаться в кухне.
– Что за чертовщина?! Как это вообще? – Сибирский чувствовал, как бешено колотится сердце, а в горле становится невыносимо сухо. – Так, спокойно. В этом бардаке могли завестись мыши. А может, и крысы. Наверняка одна из них толкнула эту отраву с полки! – успокоил себя Георгий и осмотрелся в поисках веника.
Желание тут же покинуть квартиру едва не вытолкнуло за порог, но Сибирскому все же удалось взять себя в руки. Бежать, испугавшись нелепой случайности, мог мальчишка, но не мужчина. В конце-то концов, Гоша – здоровый лоб, от рассказов которого у читателя в жилах стынет кровь. Он не может, просто не имеет права малодушничать! Иначе какой он, к черту, король хоррора? Так, великовозрастный трусишка…
Прервать поток тревожных мыслей помогла уборка. В пустой полипропиленовый мешок с остатками сахарного песка на дне отправлялось все подряд: банки из-под пива, пустые сигаретные пачки, газетные листы, смердевшие вяленой рыбой, и прочий мусор, что в доме приличного человека не встречается. Доверху заполнив куль, Сибирский сотворил узел и вытер проступивший на висках пот. Только тогда он обратил внимание, что рубаха его насквозь мокрая. Взглянув на себя в мутное зеркало прихожей, Гоша разочарованно покачал головой. Нездоровый румянец на щеках говорил лишь об одном: чечетка на морозе в ожидании такси не прошла бесследно, он простудился.
Стоило смириться с этой данностью в мыслях, физическая оболочка сдалась хвори. Голова стала мутной, а дыхание – частым, но неглубоким. Вдобавок ко всему поднималась температура. Гоша помнил это состояние. Едва ртуть в градуснике переходит красную черту, начинаются проблемы с координацией и клонит в сон, а еще неизменно морозит. Ближе к ночи придет лихорадка, но уже к утру станет легче. Сибирский неплохо знал, как устроен его организм. Единственное, что тревожило, – перспектива заночевать в этом вертепе…
Звонок мобильного вернул писателя в реальность.
– Гошенька, ты как там? Помощь нужна? Могу подняться, пока не поздно, вместе веселее, – вкрадчиво произнесла Арина Викторовна.
– Спасибо, теть Рин, я пока один справляюсь. А вы чего не на домашний звоните?
– Так вам его давно за неуплату отключили.
– Мог бы и сам догадаться, – слабо улыбнулся Сибирский, разминая ноющую спину.
– Хотела спросить: ты к нам надолго? Я бы пирог рыбный приготовила, твой любимый! Можно и одноклассников твоих позвать, глядишь, невесту тебе отыщем…
– Ой, нет, давайте без невест. Я сюда приехал инкогнито, так что в этот раз никаких встреч. К слову, от вашего фирменного пирога не откажусь! Как насчет пятницы?
– Добро, миленький, я как раз со своими делами управлюсь, а там уж посвободнее буду!
– Хорошего вам вечера, теть Рин! Я сегодня спать пораньше лягу, устал с дороги.
– Принести тебе чистые простыни? Есть новый комплект!
– Да нет, у меня все с собой! – выдумал писатель на ходу. – До связи!
– Береги себя, сынок, если что случится – спускайся в любое время дня и ночи.
От последней фразы Гошу бросило в жар. Хотя, скорее всего, то была новая волна недуга, что накрыла его с головой. Положив трубку, Сибирский направился в сторону комнаты, что когда-то была его спальней. Одному богу известно, во что она превратилась за двадцать лет! Неуверенно нажав ручку, парень со скрипом отворил дверь и ахнул. Он думал, что готов ко всему, но от увиденного подкосились ноги. Печь, полыхавшая в районе груди, приняла новую порцию угля…
* * *
Время беспощадно к воспоминаниям. Забывается все – и хорошее, и плохое. Даты теряют святость под натиском новых впечатлений. Годы спустя не припомнить, в какой из дней не стало любимого пса или когда случился твой самый первый поцелуй. Важнейшие события меркнут и затираются. Будто нарисованные акварелью, они едва уловимы, почти иллюзорны.
Но тлену подвластна не только память – материальные вещи также не в силах победить течение лет. Их оставляет лоск, они ветшают и в конечном итоге ломаются. По крайней мере не сохраняют первозданного облика даже в условиях музейной заботы. Вот почему Гоша наблюдал привычную обстановку своей комнаты как пугающий феномен. Так не бывает, так не должно быть!
Сибирский бежал из отчего дома почти две декады назад. Этого срока достаточно, чтобы самый роскошный дворец пришел в запустение: чтобы прогнили его дубовые полы, потрескались стекла, а ржавчина разъела металл ворот и сердцевины замков. 7305 дней способны что угодно превратить в развалину – и человека, и его обитель. Но каким-то чудом это правило не сработало в комнате Гоши. Здесь все осталось так же, как и в далеком 2003-м. Никаких перемен с того самого дня, когда будущий писатель спешно покинул отчий дом, убежал босиком без оглядки.
С чего же все началось? Не сказать при всем желании. Зато Сибирский отчетливо помнил, как не смог вынести очередную пощечину, вернее, не оставил ее без ответа. Следующая вспышка – отец размазывает кровь по перекошенному лицу и пятится в свою комнату, будто скрываясь от опасного зверя. А против зверя есть лишь один прием, одно оружие – охотничья двустволка, пылящаяся в продолговатом сейфе. Гоша знал: если не уйдет прямо сейчас, через минуту его мозги разлетятся по потолку. Папа выстрелит не задумываясь, претворит в жизнь излюбленное «Я тебя породил, я тебя и убью».
Все, что удалось тогда схватить, – джинсовая куртка из прихожей. На удачу, в ней оказались кошелек и мобильный телефон с наполовину севшей батареей. Счет шел на секунды. Услышав выстрел где-то позади, мальчишка понял, что не ошибся:
