до своего такси. Шофера он послал на поиски другого автомобиля и привел обе машины к дому госпожи Кессельбах.
Щедрые чаевые, выданные заранее, помогли избежать ненужных объяснений. С помощью шоферов он спустил вниз семерых пленников и расположил их в машинах как попало, вповалку. Раненые кричали, жаловались. Люпен захлопнул двери.
– Берегись! – сказал он, а сам сел в первый автомобиль. – В путь!
– Куда едем? – спросил шофер.
– Тридцать шесть, набережная Орфевр, Уголовная полиция.
Взревели моторы… и странный кортеж двинулся преодолевать склоны Трокадеро.
На улицах они обогнали несколько тележек с овощами. Люди, вооруженные шестами, гасили уличные фонари.
В небе сияли звезды. Веял свежий ветерок.
Люпен напевал.
Площадь Конкорд, Лувр… Вдалеке черная громада Собора Парижской Богоматери…
Повернувшись, он приоткрыл дверцу:
– Все в порядке, приятели? У меня тоже, спасибо. Ночь восхитительная, и можно вдохнуть свежего воздуха!..
Автомобиль подпрыгнул на неровной мостовой набережной. И вот уже Дворец правосудия и ворота Уголовной полиции.
– Подождите тут, – обратился Люпен к обоим шоферам, – а главное, позаботьтесь о ваших клиентах.
Он пересек первый двор и проследовал по правому коридору, который вел в помещения центральной службы.
Там инспекторы дежурили постоянно.
– Дичь, господа, – сказал он, входя, – и крупная. Господин Вебер на месте? Я новый полицейский комиссар Отёя.
– Господин Вебер у себя дома. Предупредить его?
– Секунду. Я тороплюсь. Я оставлю ему записку.
Он сел за стол и написал:
Дорогой Вебер!
Я доставил тебе семерых бандитов, входивших в банду Альтенхайма, тех, кто убил Гуреля… и других, тех, что убили и меня под именем господина Ленормана.
Теперь остался только их шеф. Я приступаю к его немедленному аресту. Присоединяйся ко мне. Он проживает в Нёйи на улице Делезман и называет себя Леон Массье.
С дружеским приветом.
Арсен Люпен,
начальник Уголовной полиции
Он запечатал послание.
– Это для господина Вебера. И это срочно. А теперь мне нужны семь человек, чтобы принять поставку товара. Я оставил его на набережной.
У автомобилей к нему присоединился один из главных инспекторов.
– А-а, это вы, господин Лебёф, – сказал ему Люпен. – У меня отличный улов… Все банда Альтенхайма… Они здесь, в автомобилях.
– Где же вы их взяли?
– Во время похищения госпожи Кессельбах и грабежа ее дома. Однако обо всем этом я расскажу в надлежащее время.
Главный инспектор отвел его в сторону и с удивлением произнес:
– Но простите, ко мне пришли от комиссара Отёя. И мне не кажется… С кем я имею честь разговаривать?..
– С человеком, который сделал вам отличный подарок в виде семерых бандитов высочайшей пробы.
– Однако мне хотелось бы знать…
– … мое имя?
– Да.
– Арсен Люпен.
Неожиданно подставив ножку своему собеседнику, он проворно добежал до улицы Риволи, вскочил в проезжавший мимо автомобиль и велел ехать к заставе Терн.
Дорога Револьт находилась поблизости; он направился к дому номер 3.
Несмотря на все его хладнокровие и умение владеть собой, Арсену Люпену не удавалось справиться с охватившим его волнением. Найдет ли он Долорес Кессельбах? Доставил ли Луи де Мальреш молодую женщину к себе или в сарай Старьевщика?
Люпен забрал у Старьевщика ключ от этого сарая, так что ему не составило труда, позвонив, пересечь все дворы, отпереть дверь и войти на склад хлама.
Включив свой фонарь, он огляделся. Чуть правее находилось свободное пространство, где на его глазах сообщники совещались в последний раз.
На упоминавшемся Старьевщиком диване он заметил что-то темное.
Там с кляпом во рту лежала завернутая в одеяла Долорес…
Он освободил ее.
– Ах, вот и вы!.. Вот и вы, – прошептала она. – Они ничего вам не сделали?
И тотчас, поднявшись, она указала в глубь склада:
– Там, он прошел с той стороны… Я слышала… Я уверена… Надо пойти за ним… прошу вас…
– Сначала вы, – сказал он.
– Нет, он… Покарайте его… прошу вас… покарайте его.
На этот раз страх, вместо того чтобы сразить Долорес, казалось, придал ей необычайные силы, и она повторила в порыве неукротимого желания выдать страшного врага, который мучил ее:
– Сначала он… Я не могу больше жить, вы должны спасти меня от него… должны… я не могу больше жить…
Развязав Долорес, он заботливо уложил ее на диване и сказал:
– Вы правы… Впрочем, здесь вам нечего бояться… Ждите меня, я вернусь.
Он уже собрался уходить, когда она вдруг схватила его за руку:
– А как же вы?
– Что я?
– Если этот человек…
Казалось, будто она страшится этой решающей для Люпена битвы, на которую сама его обрекала, и будто в последний момент она была бы счастлива остановить его.
– Спасибо, не беспокойтесь, – прошептал он. – Чего мне опасаться? Он один.
И, оставив ее, Люпен направился в глубь сарая. Как и ожидалось, там он обнаружил приставленную к стене лестницу, которая привела его к маленькому окошку – через него он наблюдал за собранием бандитов. То был путь, который выбрал Мальреш, чтобы пробраться в свой дом на улице Делезман.
Люпен снова проделал этот путь, как несколькими часами раньше, перешел в другой сарай и спустился в сад. Он очутился за тем самым флигелем, который занимал Мальреш.
Странно, но он ни секунды не сомневался, что Мальреш там. Он неизбежно встретится с ним, чудовищная дуэль, которую они вели друг с другом, близилась к концу. Еще несколько минут, и все будет кончено.
Люпен был в замешательстве! Когда он схватился за ручку двери, она повернулась, и дверь уступила его усилиям. Флигель даже не был заперт.
Он пересек кухню, прихожую и поднялся по лестнице, причем шел он решительно, не пытаясь заглушить шум своих шагов.
На лестничной площадке он остановился. Лоб его покрылся по́том, а в висках стучало от прилива крови.
Тем не менее он был спокоен, полностью владел собой и отдавал себе отчет в своих мыслях.
Люпен положил на ступеньку два револьвера.
– Никакого оружия, – сказал он себе, – только мои руки, ничего, кроме усилий двух моих рук… Этого довольно… так оно лучше.
Перед ним – три двери. Он выбрал ту, что посередине, и повернул ручку. Никакого препятствия. Он вошел.
В комнате не было света, но через широко открытое окно проникала ясность лунной ночи, и во тьме он видел простыни и белые занавеси кровати.
Там кто-то возвышался.
На этот силуэт он резко направил луч своего фонаря.
Мальреш!
Мертвенно-бледное лицо Мальреша, его сумрачные глаза, его скулы трупа, его тощая шея…
И все это, без малейшего движения, находилось в пяти шагах от него, и он не мог бы сказать, выражало
