ли это безжизненное лицо, это лицо мертвеца, ужас или хотя бы немного беспокойства.
Люпен сделал шаг, второй, третий.
Человек не шелохнулся.
Видел ли он? Понимал ли? Казалось, что глаза его смотрят в пустоту и что он находится во власти какой-то галлюцинации, а не в присутствии реального человека.
Еще один шаг…
«Он будет защищаться, – подумал Люпен, – надо, чтобы он защищался».
И Люпен протянул к нему руку.
Человек не сделал ни единого движения, не отпрянул, его веки не дрогнули. Произошло соприкосновение.
И тогда Люпен, потрясенный, ошеломленный, потерял голову. Он опрокинул человека, уложил его на кровать, завернул в простыни, стянул одеялами и прижал своим коленом, словно добычу… а человек и не подумал сопротивляться.
– А-а, – воскликнул Люпен, опьяненный от радости и утоленной ненависти. – Наконец-то я тебя раздавил, гнусная тварь! Наконец я хозяин положения!..
Он услышал шум снаружи, с улицы Делезман, удары, наносимые по калитке.
Бросившись к окну, он прокричал:
– Это ты, Вебер? Уже! В добрый час! Ты образцовый служитель! Закрой калитку, любезный, и поспеши, ты будешь желанным гостем.
За несколько минут он обшарил одежду своего пленника, завладел его бумажником, схватил бумаги, которые смог найти в ящиках письменного стола и секретера, и, бросив их на стол, быстро просмотрел.
У него вырвался радостный крик: там была пачка писем, пачка знаменитых писем, которые он обещал отдать императору.
Положив остальные бумаги на место, Люпен подбежал к окну.
– Все в порядке, Вебер! Можешь войти! Ты найдешь убийцу Кессельбаха в его кровати, готовенького и связанного… Прощай, Вебер…
Торопливо скатившись по лестнице, Люпен добежал до сарая и, пока Вебер входил в дом, присоединился к Долорес Кессельбах.
Он один, один арестовал семерых сообщников Альтенхайма!
И это он выдал правосудию таинственного шефа банды, гнусное чудовище, Луи де Мальреша!
III
Сидя за столом на широком деревянном балконе, молодой человек писал.
Иногда он поднимал голову и туманным взором созерцал перспективу склонов, где тронутые осенью деревья роняли свои последние листья на красные крыши вилл и садовые лужайки. Потом он снова начинал писать.
Через какое-то время он взял листок бумаги и прочитал вслух:
– Дни нашей жизни плывут неизвестно куда,
Их словно уносит течение
И прибивает к тем берегам,
Где кончается жизни значение.
– Неплохо, – произнес за его спиной чей-то голос, – мадам Амабль Тастю[8] не сделала бы лучше. Впрочем, не все же могут быть Ламартином[9].
– Вы!.. Вы! – в растерянности пролепетал молодой человек.
– Ну да, поэт, Арсен Люпен собственной персоной пришел повидать своего дорогого друга Пьера Ледюка.
Пьер Ледюк задрожал, как дрожат в лихорадке.
– Настал час? – спросил он тихим голосом.
– Да, милейший Пьер Ледюк, для тебя настал час покинуть или, вернее, прервать вялое существование поэта, которое вот уже несколько месяцев ты ведешь у ног Женевьевы и госпожи Кессельбах, и исполнить роль, предназначенную тебе в моей пьесе… Прелестной пьесе, уверяю тебя, отличной маленькой драме, ладно скроенной по всем правилам искусства, с волнениями, смехом и зубовным скрежетом. Мы наконец дошли до пятого акта, приближается развязка, и это ты, Пьер Ледюк, станешь ее героем. Какая слава!
Молодой человек встал.
– А если я откажусь?
– Идиот!
– Да, если я откажусь? В конце-то концов, кто заставляет меня подчиняться вашей воле? Кто обязывает меня принимать на себя роль, которой я еще не знаю, но которая заранее внушает мне отвращение и которой я стыжусь?
– Идиот! – повторил Люпен.
И, принудив Пьера Ледюка сесть, он занял место рядом с ним и заговорил самым ласковым голосом:
– Ты совершенно забыл, милый юноша, что зовешься не Пьером Ледюком, а Жераром Бопре. Если ты носишь прелестное имя Пьера Ледюка, то потому, что ты, Жерар Бопре, убил Пьера Ледюка и украл у него его личность.
Молодой человек возмутился:
– Вы с ума сошли! Вы прекрасно знаете, что сами все это устроили…
– Черт возьми, да, я-то хорошо это знаю, но как быть с правосудием, когда я представлю ему доказательство, что настоящий Пьер Ледюк умер насильственной смертью и что ты занял его место?
Ошеломленный молодой человек проговорил, заикаясь:
– Этому не поверят… Зачем мне было это делать? С какой целью?
– Идиот! Цель настолько очевидна, что даже сам Вебер ее заметил бы. Ты лжешь, когда говоришь, что не хочешь соглашаться на роль, которой не знаешь. Эта роль, ты ее знаешь. Это та самая роль, которую играл бы Пьер Ледюк, если бы не умер.
– Но для меня, для всех Пьер Ледюк – это всего лишь имя. Кем он был? И кто я?
– Тебе-то что до этого?
– Я хочу знать. Я хочу знать, куда иду.
– А если узнаешь, пойдешь ли прямо вперед?
– Да, если цель, о которой вы говорите, стоит того.
– А иначе, ты думаешь, стал бы я так стараться?
– Кто я? Какова бы ни была моя судьба, будьте уверены, что я буду ее достоин. Но я хочу знать. Кто я?
Сняв шляпу, Арсен Люпен поклонился со словами:
– Герман IV, великий герцог герцогства Дё-Пон-Вельденц, князь Бернкастель, курфюрст Трева и владетель прочих земель.
Тремя днями позже Люпен увозил госпожу Кессельбах в автомобиле в сторону границы. Путешествие проходило в молчании.
Люпен с волнением вспоминал испуганный жест Долорес и слова, которые она произнесла в доме на улице Винь в тот момент, когда он собирался защищать ее от сообщников Альтенхайма. И она тоже должна была помнить об этом, ибо в его присутствии испытывала смущение и явное волнение.
Вечером они прибыли в маленький замок, целиком утопавший в листве и цветах, увенчанный огромной шапкой черепицы и окруженный большим садом с вековыми деревьями.
Они встретили уже обосновавшуюся там Женевьеву, которая возвращалась из соседнего города, где нанимала прислугу из местных.
– Вот ваше жилище, мадам, – сказал Люпен. – Это замок Брюгген. Здесь вы в полной безопасности дождетесь окончания всех этих событий. Завтра вашим гостем будет Пьер Ледюк, которого я предупредил.
Он тотчас уехал и направился в Вельденц, где вручил графу Вальдемару пресловутую пачку отвоеванных писем.
– Вам известны мои условия, уважаемый Вальдемар, – сказал Люпен. – Речь прежде всего о том, чтобы воздать справедливость роду Дё-Пон-Вельденц и вернуть великое герцогство великому герцогу Герману IV.
– Я сегодня же начну переговоры с регентством. По моим сведениям, это будет совсем нетрудно. А этот великий герцог Герман…
– В настоящее время его высочество проживает под именем Пьера Ледюка в замке Брюгген. Относительно его личности я предоставлю все доказательства, какие потребуются.
Тем же вечером Люпен направился в Париж
