на Люпена, бандиты, охваченные беспокойством и страхом, колебались.
Он это предвидел.
Стоя посреди комнаты на самом свету и вытянув руку, он держал между пальцами пачку банкнот, из которых, пересчитывая по одной, сделал семь равных частей. Потом спокойно произнес:
– Три тысячи в награду каждому, если Люпена отправят ad patres?[7] Ведь именно это вам обещали, не так ли? Вот вам вдвое больше.
Он положил пачки на стол в пределах досягаемости для бандитов.
– Вранье! – завопил Старьевщик. – Он пытается выиграть время. Стреляем в него!
И он поднял руку. Приятели остановили его.
А Люпен продолжал:
– Разумеется, это ничего не меняет в планах вашей кампании. Вы проникли сюда, во-первых, чтобы похитить госпожу Кессельбах, во-вторых, чтобы завладеть ее драгоценностями. Я считал бы себя последним дураком, если бы воспротивился этому двойному намерению.
– Ах вот к чему ты клонишь, – проворчал Старьевщик, который невольно слушал его.
– Ах, ах, Старьевщик, я начинаю интересовать тебя. Входи же, старина… Входите все… На верху лестницы сквозняк… и голубчики вроде вас рискуют простудиться… Ну что! Мы боимся? А я, между тем, один… Давайте, смелее, мои ягнятки.
Заинтригованные, они с опаской вошли в комнату.
– Закрой дверь, Старьевщик… так нам будет спокойнее. Спасибо, толстячок. А-а, я вижу, по пути тысячные купюры испарились. Следовательно, все согласны. Как легко, однако, договориться между собой честным людям!
– Что дальше?
– Дальше? Ну что ж, раз мы компаньоны…
– Компаньоны!
– Черт возьми, разве вы не приняли мои деньги? Мы работаем вместе, толстячок, и вместе будем, во-первых, похищать молодую особу, во-вторых, похищать драгоценности.
Старьевщик усмехнулся:
– Ты нам для этого не нужен.
– Ошибаешься, толстячок.
– А зачем ты нам?
– Затем, что вы не знаете, где находится тайник с драгоценностями, а я – я знаю.
– Мы его найдем.
– Завтра. Не этой ночью.
– Ладно, говори. Чего ты хочешь?
– Поделить добычу.
– Почему же ты не забрал все себе, если знаешь тайник?
– Невозможно открыть его одному. Есть секрет, но я его не знаю. Вы здесь, и я хочу вас использовать.
Старьевщик колебался.
– Поделить… поделить… Несколько камешков и, возможно, немного меди…
– Дурак! Там больше, чем на миллион.
Мужчины, пораженные, вздрогнули.
– Ладно, – сказал Старьевщик, – но если Кессельбахша сбежит? Она ведь в другой комнате?
– Нет, она здесь.
Люпен на мгновение отодвинул одну из створок ширмы, дав увидеть груду платьев и одеял на диване.
– Она здесь, в обмороке. Но я отдам ее только после дележа.
– Однако…
– Как хотите, выбирайте. Я, конечно, один. Но вы знаете, чего я стою. Так что…
Мужчины посоветовались, и Старьевщик спросил:
– Где тайник?
– Под очагом камина. Но если не знаешь секрета, надо сначала приподнять весь камин, зеркало, мрамор, вроде бы все разом. Работа не из легких.
– Ха! Мы готовы. Ты увидишь. За пять минут…
Старьевщик отдал распоряжения, и тотчас его товарищи с поразительным рвением и дисциплиной принялись за дело. Двое из них, встав на стулья, старались приподнять зеркало. Четверо других взялись за сам камин. Старьевщик, стоя на коленях, наблюдал за камином и командовал:
– Смелее, парни!.. А ну-ка все вместе… Осторожней! Раз, два… А-а, смотрите, сдвинулось.
Застыв позади них, руки в карманах, Люпен с умилением наблюдал за ними и вместе с тем всею своей гордыней художника и мастера наслаждался столь жестоким испытанием своей власти и силы, тем безжалостным воздействием, которое он осуществлял на других. Как эти бандиты хоть на минуту могли допустить возможность столь невероятной истории и утратить всякое понятие о вещах до такой степени, что предоставили ему все шансы на удачу в этой баталии?
Люпен достал из карманов два огромных револьвера, массивных и грозных, вытянул обе руки и спокойно, выбирая двух первых мужчин, которых убьет, и двух других, которые упадут следом, прицелился, как прицелился бы в две мишени на стенде. Два выстрела сразу, и еще два…
Вопли… Четверо мужчин рухнули один за другим, словно куклы в настольной игре.
– Из семи удалены четверо, остались трое, – сказал Люпен. – Стоит ли продолжать?
Его руки были по-прежнему вытянуты, два револьвера направлены на группу, состоявшую из Старьевщика и двух его приятелей.
– Подлец! – проворчал Старьевщик, пытаясь достать оружие.
– Лапы вверх! – крикнул Люпен. – Или я стреляю… Прекрасно, а вы разоружите его… иначе…
Дрожа от страха, два бандита парализовали своего шефа и заставили его подчиниться.
– Свяжите его!.. Свяжите его, черт возьми! Чего вы мешкаете?.. Я уйду, и вы свободны… Ну, все ясно? Сначала запястья… вашими ремнями… Теперь лодыжки. Да поживее…
Растерянный, побежденный, Старьевщик больше не сопротивлялся. Пока приятели связывали его, Люпен наклонился над ними и рукояткой револьвера нанес им два страшных удара по голове. Они осели.
– Отличная работа, – произнес он, переводя дух. – Жаль, что их не пятьдесят… Я был в ударе… И все это с легкостью… с улыбкой на губах… Что ты об этом думаешь, Старьевщик?
Бандит не скупился на ругательства.
– Не грусти, толстяк, – сказал Люпен. – Утешься, говоря себе, что ты способствуешь доброму делу, спасению госпожи Кессельбах. Сейчас она сама поблагодарит тебя за твою любезность.
Он направился к двери второй комнаты и открыл ее.
– Ах! – опешив, произнес он, остановившись, потрясенный, на пороге.
Комната была пуста.
Он подошел к окну и увидел прислоненную к балкону лестницу, складную стальную лестницу.
– Похищена… похищена… – прошептал он. – Луи де Мальреш… А-а! Разбойник…
II
С минуту поразмыслив, Люпен, стараясь преодолеть тревогу, сказал себе, что в конечном счете, раз госпоже Кессельбах, похоже, не грозит немедленная опасность, не стоит паниковать. Однако его охватила внезапная ярость, и он набросился на бандитов, наградил несколькими тумаками раненых, которые излишне суетились, отыскал и забрал банкноты, заткнул рты, связал руки шнурками и подхватами от занавесок, разорванными на ленты простынями и одеялами и под конец выложил на ковер перед диваном семь человеческих свертков, тесно прижатых друг к другу и связанных, словно тюки.
– Мумии на вертеле, – усмехнулся он. – Деликатес для любителя! Куча идиотов, как это вас угораздило так вляпаться? Вы похожи на утопленников в морге… И вы еще нападаете на Люпена, защитника вдовы и сироты!.. Дрожите? Не стоит, ягнятки! Люпен никогда и мухи не обидел… Вот только Люпен порядочный человек и не любит прохвостов, и Люпен знает свои обязанности. Ну как можно жить рядом с такими шалопаями, как вы? Это что же получается? Никакого больше уважения к жизни ближнего? Никакого уважения к чужому имуществу? Никаких законов? Ни общества, ни совести, ничего? Куда мы идем, Господи, куда мы идем?
Не удосужившись даже запереть бандитов, он вышел из комнаты, спустился на улицу и добрался