будет?
Тут она горько заплакала, заламывая руки, и умоляла аббата сказать, что ей делать.
– По правде говоря, добрая женщина, – ответил он, – затруднительно мне помочь вам, не зная, что же на самом деле случилось и чего вы хотите. Вы забыли это объяснить.
– Да чтоб мне умереть! – вскричала Хасинта. – Ваша святость верно говорит. Ну, вот вам дело вкратце. Умерла недавно моя жилица; весьма почтенная дама, насколько я могу судить. Она меня держала на расстоянии; считала себя возвышенной душой, прости Господи за такие мои слова! На меня смотрела будто сверху вниз, хотя родители ее, как мне говорили, моих никак не выше: ее папаша был сапожником в Кордове, а мой – шляпником в Мадриде, и преискусным, право слово.
Однако, хотя она и была гордячкой, но лучшей жилицы у меня не бывало: спокойная, хорошо воспитанная. Потому-то я и удивляюсь, отчего ей не спится в могиле; но в этом мире никому верить нельзя. При мне она ничего худого не делала, разве что в ту пятницу, перед смертью. Уж до чего я возмутилась! Она, видите ли, кушала куриное крылышко. Тут я ихней горничной Флоре и говорю: «Как можно! Флора, неужто твоя госпожа ест скоромное по пятницам? Ну-ну, попомните потом, что сеньора Хасинта вас предупреждала!»
Истинно так я и сказала; но увы! Могла бы и придержать язык, никто меня не послушал. Эта Флора, она малость нахальная и сварливая, и говорит, мол, что мясо цыпленка ничуть не вреднее яйца, из которого он вылупился, хуже того, она даже заявила, что, если бы госпожа добавила еще ломтик бекона, проклятие бы не приблизилось к ней ни на пядь. Боже, оборони нас! Поверьте, ваша святость, я прямо затряслась от такого кощунства и ожидала, что земля разверзнется и поглотит ее, с цыпленком и всем прочим; понимаете ли, достойнейший отче, говорила-то она, держа в руках тарелку с куском той же жареной птички, отлично зажаренной, скажу я вам, потому что я самолично надзирала за изготовлением. Я ее сама выкормила, понимаете ли, ваша святость, и донья Эльвира сама мне сказала, этак добродушно, потому как она всегда была со мной вежлива…
На этом терпение Амброзио лопнуло. Ему хотелось узнать от Хасинты что-нибудь об Антонии, а от болтовни этой глупой старой девы у него голова пошла кругом. Он прервал ее и заявил, что, если она немедленно не объяснит суть дела, он покинет гостиную, и пусть она справляется со своими трудностями сама. Угроза возымела желательный эффект. Хасинта изложила ситуацию настолько лаконично, насколько могла; но и этот «краткий» отчет Амброзио едва вытерпел до конца.
– И вышло так, ваше преподобие, – сказала Хасинта, описав во всех подробностях смерть и погребение Эльвиры, – слышу это я крик, бросаю работу и бегом к донье Антонии. А ее там нет! Иду дальше, хотя и боязно, признаться: ведь в той комнате донья Эльвира прежде спала. Однако вошла я и вижу, барышня на полу растянулась во весь рост, холодная как камень, белая как полотно. Уж как я удивилась, ваша святость, сами понимаете, но, боже мой, как меня затрясло, когда увидала я прямо возле локтя моего высокую, большую фигуру! Она головой касалась потолка! По лицу вроде как донья Эльвира, но изо рта у нее исходили языки пламени; на руках цепи, тяжелые, и она ими этак жалостно гремела, а на голове у ней вместо волос змеи шевелились, толщиной с мою руку. Очень я испугалась, начала читать «Ave Maria»; но призрак меня перебил, трижды громко застонал и проревел ужасным голосом: «О! Это куриное крылышко! Моя бедная душа страдает из-за него». Потом земля разверзлась, призрак провалился, грянул гром, и комнату наполнила вонь, как от серы. Когда я опомнилась, привела в чувство донью Антонию, и она сказала, что закричала, как увидела призрак матери. (Еще бы! Бедняжка! Будь я на ее месте, вдесятеро громче орала бы!) Вот, и тут пришло мне в голову, что некому более упокоить призрака, кроме вашего преподобия. И побежала я к вам не мешкая, просить вас, чтобы окропили дом святой водой и отправили призрака в тартарары.
Амброзио уставился на просительницу, не веря в правдивость ее истории.
– А донья Антония тоже видела призрак? – спросил он.
– Так же ясно, как я вижу вас, преподобный отче.
Амброзио задумался. Ему представилась возможность добраться до Антонии, но он не решался воспользоваться ею. Он понимал, что открыто нарушить зарок и выйти за пределы аббатства значит умалить общее мнение о его великом аскетизме. Посещая дом Эльвиры, он тщательно скрывал свое лицо от ее домочадцев. Кроме самой дамы, ее дочери и Флоры, все знали его под именем отца Херонимо. Согласившись последовать за Хасинтой, он уже не смог бы скрыть нарушение своего зарока. Однако страстное желание увидеться с Антонией перевесило эту боязнь. Он даже подумал, что особые обстоятельства дела оправдают его в глазах жителей Мадрида. Но каковы бы ни были последствия, он решился использовать подвернувшийся случай. Выразительный взгляд Матильды подтвердил правильность его выбора.
– Добрая женщина, – сказал он Хасинте, – твой рассказ настолько удивителен, что я с трудом могу поверить в его истинность. Однако я готов исполнить твою просьбу. Завтра после заутрени жди меня у себя дома. Тогда я посмотрю, что могу сделать; и если это будет в моих силах, освобожу тебя от незваного гостя. Теперь же ступай домой, и да будет мир тебе!
– Домой! – воскликнула Хасинта. – Мне домой? Только не я, чтоб мне провалиться!.. Иначе как под вашей защитой я и на порог не ступлю. А вдруг призрак встретит меня на лестнице и утащит к дьяволу! Ох, и зачем я отвергла молодого Мельхиора Баско! Тогда было бы кому защитить меня; но теперь я женщина одинокая… Слава небесам, еще не поздно это исправить. Симон Гонсалес возьмет меня в жены в любой день недели; ежели до рассвета доживу, выйду за него замуж немедля! Пусть тогда призрак и явится, я буду спать рядом с мужем и уж не испугаюсь до смерти. Но сейчас, бога ради, преподобный отец, пойдемте со мною! Ни я, ни бедненькая барышня не будем знать покоя, пока дом не будет очищен. Милая девушка! Она в прежалостном состоянии: когда я уходила, ее били жуткие конвульсии, и не поручусь я, что она быстро оправится от перепуга.
Аббат вздрогнул и резко прервал ее.
– У Антонии конвульсии? Веди меня, добрая женщина, я последую за тобою немедленно!
Хасинта упросила его запастись сосудом со святой водой, он не