стал возражать. Уверенная, что под такой защитой ей не страшен и целый легион призраков, пожилая девица осыпала монаха благодарностями, и они отправились на улицу Сантьяго.
В первые два-три часа после встречи с призраком Антонии было так худо, что врач опасался за ее жизнь. Но постепенно припадки стали реже, и он сказал, что теперь ей нужно лишь обеспечить покой, и велел приготовить лекарство, которое должно было успокоить ее нервы.
Появление Амброзио, приведенного Хасинтой к ее постели, благоприятно подействовало на ее взбудораженный рассудок. Девушке, столь оторванной от жизни, туманные намеки Эльвиры не дали полного представления об опасности, исходящей от монаха. Только что пережитый ужас и мысли о пророчестве призрака могли перебороть лишь дружеское участие и религия. Антония относилась к аббату с симпатией с самой первой встречи. Поэтому она искренне поблагодарила его и пересказала все, что с нею приключилось.
Аббат постарался убедить девушку, что ее подвела слишком разгоряченная фантазия. Одиночество в вечерние часы, ночная непогода, книга, которую она читала, комната, где она сидела, – все это предрасположило ее к видениям. Он высмеял веру в призраков, приведя разумные доводы против нее. Антонию его речи утешили и успокоили, но не убедили: все подробности так четко запечатлелись в ее памяти! Она продолжала утверждать, что действительно видела призрак матери и слышала указанный ею срок своей кончины и что ей не суждено более подняться с кровати.
Амброзио посоветовал ей гнать прочь подобные мысли и попрощался, пообещав, что назавтра придет еще раз. Антония обрадовалась; но монах заметил, что служанка ее радости не разделяет. Флора, уроженка Кубы, служила Эльвире много лет и последовала за ней в Испанию; к юной Антонии она питала материнские чувства. Она бдительно оберегала свою молодую госпожу от всех рискованных ситуаций и потому ни на минуту не покидала комнату, пока аббат не ушел. Флора следила за каждым его словом, взглядом, жестом. Он понял, что находится под строгим надзором и может быть легко разоблачен, и это его сильно смущало. Если его не оставят наедине с Антонией, то мечтам об овладении девушкой не сбыться…
Провожая Амброзио, Хасинта попросила его отслужить несколько месс за упокой души Эльвиры, которая, по ее мнению, страдала в чистилище.
Он пообещал не забыть; но окончательно он покорил сердце набожной женщины, заявив, что всю следующую ночь проведет в той комнате, где обосновалось привидение. Хасинта не находила слов, чтобы достаточно отблагодарить его, и монах отбыл, нагруженный ее благословениями.
День уже настал, когда Амброзио вернулся в аббатство. Первым делом он поспешил рассказать о том, что получилось, своей подруге. Его страсть к Антонии была искренней, и предсказание скорой смерти девушки не могло не взволновать его. Матильда взялась успокаивать монаха теми же доводами, которыми пользовался он: Антонию-де подвели тоскливое настроение и природная склонность к суевериям и чудесам. Что касается рассказа Хасинты, его абсурдность очевидна. Аббат легко согласился, что та все выдумала либо под влиянием испуга, либо желая поскорее добиться исполнения своей просьбы.
– И призрак, и предсказание равно ложны, – подвела итог Матильда, – но тебе следует позаботиться, Амброзио, чтобы второе сбылось. Через три дня Антония должна умереть – для мира, но не для тебя. Ее нынешняя болезнь и бредни, которые она вбила себе в голову, замаскируют тот план, что я давно вынашивала, но не могла пустить в ход, пока у тебя не было доступа к Антонии. Она станет твоей, и не на одну ночь, а навсегда. Бдительность дуэньи окажется напрасной. Ты будешь безраздельно наслаждаться прелестями своей любовницы. И начнешь ты действовать уже сегодня, потому что времени у нас в обрез. Племянник герцога Медина-Сели готовится объявить Антонию своей невестой; со дня на день она переедет во дворец своего родственника, маркиза де лас Ситернас, и там тебе ее не достать. Все это, пока ты отсутствовал, сообщили мне духи, доставляющие полезные для тебя сведения.
Теперь слушай. Есть некое растение, мало кому известное, сок которого обладает свойством повергать человека в состояние, напоминающее смерть. Это снадобье нужно дать Антонии; тебе нетрудно будет подлить несколько капель в ее лекарство. Сперва у нее начнутся сильные конвульсии, но через час ток крови в жилах замедлится, сердце перестанет биться, и любому глазу покажется, что она мертва. Никто не сочтет подозрительным то, что ты возьмешь на себя надзор за погребением бедной сироты и предложишь похоронить ее в склепах обители святой Клары. Этими пещерами тебе будет удобно пользоваться. Пусть Антония выпьет снотворное зелье нынче вечером – спустя сорок восемь часов она очнется и будет полностью в твоей власти. Она поймет, что сопротивляться бесполезно, и необходимость заставит ее раскрыть тебе свои объятия.
– Антония в моей власти! – воскликнул монах. – Матильда, ты сулишь мне блаженство! Я буду счастлив наконец, и счастье это будет даром Матильды, даром дружбы! Я обниму Антонию, вдали от любопытных глаз, от назойливых вмешательств! Я буду вздыхать на ее груди; буду учить молодое сердце первым азам любострастия и безгранично упиваться разнообразнейшими ласками! И это будет на самом деле? Я смогу снять узду со своих желаний, удовлетворить любую, невообразимую прихоть? О! Матильда, как мне выразить свою признательность?
– Пользуясь моими советами. Амброзио, я живу лишь затем, чтобы служить тебе; твои интересы, твое счастье также и мои. Люби Антонию, но за мной сохраняется право на твои дружбу и сердце. Если мои труды приведут тебя к счастью, я сочту себя вознагражденной. Но давай не терять времени. То самое зелье можно найти только в аптечной лаборатории клариссинок. Обратись не мешкая к аббатисе, скажи, что хочешь ознакомиться с ее аптекой, и она тебе не откажет. Это просторное помещение, в дальнем его конце есть шкаф, а в нем – сосуды с жидкостями разного цвета и консистенции; нужная тебе бутыль стоит отдельно, на третьей полке слева. В ней зеленоватая жидкость. Отлей из нее немного в маленький флакончик, когда никто не будет следить за тобой, и Антония будет твоя.
Похоть Амброзио, и до того разгоряченная, после встречи с Антонией дошла до белого каления. Сидя у постели больной, он то и дело подмечал ранее скрытые подробности, еще более восхитительные, чем в его воображении. То мелькала гладкая белая рука, поправляющая подушку; то от случайного движения приоткрывался кусочек тугой груди… И эти, и прочие новоявленные прелести монах жадно пожирал глазами, с великим трудом скрывая это от Антонии и ее бдительной дуэньи. Немудрено, что он без колебаний принял бесчестный план Матильды.
Сразу по окончании заутрени он направился в
