Это не утверждение, а вопрос.
Ник выдерживает мой взгляд.
– Ладно, – говорит он помолчав. – Это все?
– Прости, Ник, – повторяю я.
Он кивает.
– Что ж, могла бы просто попросить. – Делает еще глоток чая, понимая странность нашей беседы, но сохраняя спокойствие. – Умираю от любопытства: зачем он тебе понадобился?
Я молчу, охваченная странным чувством стыда, какого не испытывала с детства. Он реагирует не так, как я ожидала. Как будто я позаимствовала его зубную щетку.
– Ты ведь им не пользовалась?
– Нет, – подтверждаю я, решительно качая головой. – Не пользовалась.
– Ты знала, что там один патрон? – В его голосе мелькает легкое беспокойство.
– Да, то есть нет. Увидела, но не сразу.
Ник секунду собирается с мыслями.
– Это как-то связано с Эмили? – уточняет он.
– Да.
Он ждет продолжения, но я не могу: тогда придется рассказать все. Пауза затягивается, потом Ник снова заговаривает. И в первый раз за все время разговора он действительно встревожен:
– Миа, ты выдумала историю с Эмили? С тобой что-то происходит? Что-то, о чем я должен знать?
Он взволнован, даже обижен. И моя решимость ничего не говорить колеблется.
– Нет, не выдумала. Она настоящая. Вчера вечером я ходила на встречу с ее подругой. Я беспокоилась, что эта подруга как-то причастна к исчезновению Эмили. – Я смешиваю правду и полуправду, но это все, что я могу сказать. – Оказалось, она не при чем. Но я не знала заранее и боялась. Да, было очень безответственно взять твой пистолет. Опасно и незаконно. И я соврала тебе и украла твою вещь. Но мне просто хотелось чувствовать себя в безопасности.
Ник изучает меня, его лицо непроницаемо.
– А могу я поинтересоваться: сейчас все в порядке? С тобой все нормально? Или мне есть о чем беспокоиться? – Он указывает на мое лицо.
Я почти забыла, как выгляжу со стороны: бледная англичанка, вся в синяках и ссадинах, уверяет, что у нее все просто замечательно.
– Я была не в порядке. Но теперь уверена, что все… улажено. Больше не должно быть проблем, – мягко успокаиваю я его. Потому что Марлы и Эмили больше нет, а через несколько часов и меня здесь не будет. Я тщательно подбираю слова: – Я сообщила в полицию. Теперь это их забота, не моя. – При слове «полиция» Ник снова напрягается, поэтому я говорю первое, что приходит в голову и что наиболее похоже на правду, чтобы успокоить его: – Оказалось, это просто слишком рьяный сталкер. Но со мной ничего не случилось. Я в порядке. Никто не пострадал. – Я вымученно улыбаюсь и повторяю: – Прости, Ник.
– А… – Похоже, мое объяснение его устроило. – Конечно. Жаль, что ты думала, что тебе некому помочь, и решила справиться сама… Сейчас точно все хорошо? – переспрашивает он, и я снова чувствую вину, потому что продолжаю врать, кое-что недоговаривая.
– Да, все хорошо, – заверяю я, хотя синяки на лице свидетельствуют об обратном. – В аварии виновата я. То есть… да, это только моя вина. Я была не слишком внимательна. И знала, что с машиной не все в порядке, но просто столько всего навалилось… Не смогла сосредоточиться. Я только что видела ее. Я бросила ее, я… – Я замолкаю, в голове мелькает воспоминание: Марла падает и исчезает. В каком-то смысле я говорю правду. Надеюсь, Ник принял мои слова за слова водителя, винящего себя в аварии, а не за что-то другое. Я меняю тактику, переходя от фактов к эмоциям, – здесь хотя бы не придется врать:
– Мне надо домой. В последнее время слишком много произошло. После «Эйр» начался какой-то дурдом. А потом еще Джордж… И вот я здесь… – Я замечаю, как Ник слегка вздрагивает при упоминании Джорджа. Я в первый раз сказала о нашем расставании, хотя Ник наверняка уже видел в таблоидах фото Джорджа с Наоми. Меня уже несет:
– Я пыталась убежать от всего. Не только от Джорджа. От одиночества. От того, во что превратилась моя жизнь. Думала, что работа отвлечет и все наладится. И, пожалуй, слишком увлеклась работой. А теперь мне просто нужно домой, понимаешь? Выплакаться, успокоиться, забыть его, прийти в себя после аварии. – Я замолкаю. – Ты правда мне нравишься, Ник. Прости, что так вышло. Прости, что я все испортила, так облажалась…
– Эй, послушай, это же Голливуд. – Ник медленно расплывается в улыбке. – Уж поверь, Миа, ты не самая чокнутая из тех, которого я встречал. Черт, ты даже не самая чокнутая из тех, с кем я целовался.
Я невольно смеюсь, и лицу становится больно.
Ободренный, Ник продолжает:
– Когда ты будешь готова, когда вернешься домой и станешь довольна, счастлива и здорова… И когда ты захочешь… могу я увидеть тебя снова? В Лондоне?
Меня раздирают противоречивые чувства, и требуется вся сила воли, чтобы удержать себя в руках. Чтобы скрыть удивление, счастье, облегчение от того, что я ничего не разрушила. Я все еще нравлюсь ему. Он верит мне. Хочет меня видеть. Даже несмотря на то, что он знает: случилось что-то очень странное. Что я сама странная и надломленная. Что я до сих пор что-то скрываю. Но почему-то я все равно ему нравлюсь.
Ник расценивает мое молчание по-своему и продолжает:
– Наверное, это звучит глупо, Миа, но я правда никогда не встречал такую, как ты. В тебе есть такая твердость… внутренняя сила. Это видно. Ты и сама знаешь. А знаешь, какая это редкость? Это нечто особенное. – Он качает головой, подбирая слова. – И что бы ни случилось, я знаю: ты не станешь скрывать от меня самое важное. Может, я глуп или ошибаюсь, но я уверен: ты всегда знаешь, что делаешь. У тебя есть голова на плечах. Странно, но рядом с тобой я всегда чувствую, что у нас есть общая цель, понимаешь? Как будто мы всегда продолжаем один и тот же долгий разговор, который начался с тех пор, как мы встретились… – Ник вдруг замолкает, смутившись.
Я делаю несколько медленных спокойных вдохов, прежде чем заговорить. И тут замечаю какое-то движение в зеркале и вижу другое отражение – чье-то лицо, тоже все в синяках, рядом со своим. Лицо Джейн Эйр. У нас одинаковый безумный и потерянный взгляд, но мы все равно держимся. Мы вместе. И тогда, читатель, я отвечаю Нику.
35
Побеждают все
Воскресенье, 16 мая
В гостиничном номере никого, кроме меня. В окна доносится успокаивающий гул лондонского метро. Вдалеке слабо сигналят машины, внизу с улицы слышно строительный шум и гул машин.
Я оценивающе оглядываю
