этом клянусь охотно – насколько в моих силах, конечно.
– Ну, смерть при побеге избавит вас от клятвы, – Гай Невилл улыбнулся своей приятнейшей улыбкой. – Вы хорошо развиты физически и умны – все еще. Не удивляйтесь, я знаю подобные вашей натуры и удручающее воздействие на них кварца на запястье и унылейших словес брата Игнациуса – услышите еще. Через неделю ваше желание бежать, спасать и мстить станет чуть меньше. Через месяц вы перестанете об этом думать. Через год… ну вы меня поняли. Вас как вас уже не будет.
– Верно ли я понимаю, что вы избежали этой участи?
– Я – особая форма душевнобольного. Со мной Бетлему не справиться. Но вряд ли вы мне позавидуете. Зависть к чужой способности или имуществу держится ровно до вопроса – а хотите ли вы поменяться с тем, кому завидуете, жизнями полностью?
Брендон невольно улыбнулся. Полная дикость – ему было интересно разговаривать с величайшим злодеем своего времени. Ну ладно, не величайшим, в глазах Брендона Горт Галлахер мог бы и оспорить это первенство.
– Так вот, вы хорошо развиты физически и умны. Поэтому шанс выбраться у вас есть. Но при одном простом условии – на вас не должно быть кварца. Он притупляет реакции, как вы могли заметить.
– Надеюсь, вы не предлагаете отрубить мне руку?
– Никоим образом. Разве вы видите здесь топор? А вот перочинный нож вам действительно предстоит отыскать и, простите мою манеру называть все своими именами, украсть.
Брендон представил себе отрезание руки перочинным ножом и уже не мог прогнать это видение.
– Дайте руку. Не бойтесь, – пальцы целителя и убийцы пробежались по кисти Брендона, ощупывая суставы. – Мы надрежем вот здесь. Это больно, но многое больнее. Когда эта связка перестанет держать сустав, вывихнуть большой палец будет легче легкого. Я помогу. Кисть как бы сложится вдоль и покинет наручник.
– И дальше?
– Ну угадайте, магистр Бирн. Вплавь – утонете. На лодке – нужно двое, а лучше четверо с веслами, да еще и лодку украсть. Остается…
– Канатная переправа.
– Спасибо, что не разочаровали меня. Вот с ее помощью можно попробовать. Путь опасный и крайне дурно пахнущий в прямом смысле. Зато другого нет.
Гай Невилл улыбался легко и беззаботно. Словно предлагал славную игру.
* * *
Рэндалл шумно выдохнул и рухнул на колено. Светящаяся сфера, мерцавшая перед ним, рассыпалась множеством искр, постепенно тающих в воздухе. Горт наблюдал за ним из ректорского кресла. Вечер еще только начинался, но в кабинете ректора была полутьма. Солнце уходило с этой стороны еще в полдень.
– Уже лучше. Чужую силу труднее держать, чем свою, верно?
– Да, – сквозь громкие попытки восстановить дыхание после сильнейшего напряжения сил ответил Рэндалл.
– Подойди и сядь. Скоро то, чему я тебя учил, пригодится в настоящем деле.
Рэндалл поднялся и нетвердым шагом, как хмельной матрос, добрался до скамьи у стены. Горт держал в руках обсидиановую шкатулку и бережно стирал с нее пыль белым платком.
– Друиды опять дают о себе знать. Память о них прорастает, как сорняки через камни дорожки. Мало кто знает, что этот друидский круг, творивший злое волшебство в холмах, где основан Университет, натворил на самом деле. Я говорил, что в любой момент мы можем встретить гостя из другого мира, и придется повторить то, что сделали наши предки. Мы нашли последнюю гостью. Понимаешь, что это значит?
Рэндалл вздохнул, наслаждаясь тем, что потолок больше не едет в сторону. В ушах звенело, но пальцы похолодели от предчувствия. Он много слышал о том, что настанет час, когда врата из мира ши будут навсегда разрушены и человечество избавится от этой угрозы. Но не ожидал, что это будет так быстро. В глубине души он, первый ученик ректора, так и не смирился с тем, чтобы кого-то убивать.
Даже ши. Тех, что когда-то разорили его дом.
– Да. Если пришел этот, закованный сейчас в цепи, придут и другие. Вы говорили, что он станет вечным источником силы для избранных защищать людей от чудовищ. И этим искупит свои преступления перед нами. Но его сила обжигает. Я не знаю, сможет ли кто-то из людей, кроме вас, с ней справиться!
Горт подошел к Рэндаллу, взъерошил ему волосы и больно сжал цепкими пальцами плечо.
– Сомнения выдают в тебе ум ученого. Но сейчас тебе нужен ум воина, сомнений не знающего. У тебя есть слово учителя и дело, которое не терпит промедления. У тебя и тех, кто с тобой.
– Ректор Галлахер… – Рэндалл нахмурился еще больше, он явно давно хотел об этом спросить, но медлил. – Фарлей Горманстон болтлив и глуповат. Я присматривался к нему с тех пор, как вы привели его в наш круг, но так и не разгадал, как он может быть полезен. А девушка…
Рэндалл дернулся так, что ударился затылком о каменную стену, когда почувствовал прикосновение пальца ректора к его губам, заставляющее замолчать. Прикосновение сухой, холодной, пахнущей травами кожи заставило его оцепенеть полностью, пусть ничего неприятного в нем не было. Иногда учитель казался ожившим ядовитым цветком. Или змеей.
– Ты хороший тактик, но дурной стратег. К счастью, времени это поправить еще много. Скажи Фарлею то, что хочешь, чтобы знали все. И через день об этом будут говорить на другой стороне королевства. Его сила станет хорошим топливом для ритуала, его глупость все упрощает. А девушка не так проста, как кажется. У вас есть кое-что общее. Мой тебе настоятельный совет – приглядись.
* * *
Когда инквизитор уехал, король остался в кабинете обдумывать услышанное. Если все так, как подсказывает чутье Эремону, то ясно: сильнейшего мага в своих землях стоит держать на виду. Как можно ближе к себе. Университет будет ближе к королевской воле, а престол крепче. Но цена за это все еще казалась Альберту слишком высокой. Он слишком любил своих детей, больше, чем полагается монарху.
Из горьких раздумий его вывело потрескивание и шипение свитка на столе. Эти маленькие свитки с особой печатью, которую разламывали перед отправлением, и были магической огненной почтой. Их создавали по два, так что второй увозил с собой тот, с кем нужно было иметь возможность мгновенно переписываться. На одном свитке писали особыми чернилами быстро и коротко, а потом он сгорал. Эти слова тут же проявлялись искрящимися буквами на втором, который начинал нагреваться и светиться. Если не прочесть такое письмо за четверть часа после появления, оно само по себе обратится в пепел – бумага не выдержит магической силы. Поэтому при почтовом свитке дежурили, сменяясь, доверенные
