писать было сплошным удовольствием. Эшлин он так напоминал маленького Мэдью, что сдружиться с ним оказалось легче легкого.
* * *
Аодан повел Кхиру погулять в Альбу и по дороге сказал ей:
– Я вот думаю. У нас с тобой так славно получается вдвоем воспитывать Эдварда. Значит, наших детей тоже получится воспитать?
– Каких еще детей?! Откуда у нас с тобой дети?! – возмутилась Кхира. И вдруг поняла и задумалась. Потом ответила: – К квадривиуму решу. Вообще ты неплохой.
Аодан ходил после этой беседы загадочный и довольный.
* * *
Феруза Аль-Хорезми и матушка Джи сидели вдвоем, греясь на солнышке. Феруза гладила кошку. Матушка Джи курила трубку, направляя дым так, чтобы его сразу снесло ветром.
Библиотеку Феруза теперь оставляла на лысого художника, которого Брендон забрал из Бетлема. Этот тихий человек в очках переписывал книги и подновлял рисунки с такой любовью и тщанием, что почти сравнился с самой Ферузой. К нему приставили слугу – кормить вовремя и сопровождать на прогулки. Профессор Аль-Хорезми считал, что сможет добиться у тихого безумца улучшения.
– Ферн починили. Даже дышится иначе, – заметила Феруза так, словно продолжала начатый давно разговор.
– Это правда. Что думаешь? Вернешься, Гэлеш из семьи Саил? – матушка Джи с наслаждением затянулась.
– Нет. Я здесь корни пустила, как та ива, что в моем кристалле была. Видишь, Горт меня даже не разглядел, как и тебя. А ты, Дейдре из семьи Ур?
– И я нет. Мой народ здесь. Куда они без меня? Ты с мужем сроднилась, а я – с самой землей, с дорогами этими. Останусь.
– Как думаешь, много здесь еще наших?
– Немного. Но есть. Пойдем, Гэлеш. Приглядим за праздником. И за нашей девочкой.
Они поднялись и пошли туда, где накрывали столы для праздника Весеннего Равноденствия.
Потому что после тревожной осени пришла щедрая и добрая весна.
