В ответ Абита угрожающе подняла молоток.
– Вон! – закричала она во весь голос. – Вон отсюда, живо!!!
Ни следа страха – ни в голосе, ни на лице… эта-то капля, эта обида и переполнила чашу терпения.
Швырнув венок под ноги, Уоллес бросился на нее.
Абита взмахнула молотком, но он оказался проворнее, что было сил ударил ее в грудь, выбил из рук молоток, и мерзкая баба рухнула в пыль.
С трудом встав на колени, она закашлялась, заперхала, не в силах перевести дух.
– Ведьма!!! – вскричал Уоллес, ухватив ее за волосы.
Весу в ней оказалось, что в перышке. Отброшенная к изгороди, точно тряпичная кукла, Абита с лету ударилась об один из опорных столбов, сползла на землю и замерла.
– Довольно я терпел твои выходки!!! – крикнул Уоллес.
Абита подняла взгляд, и на сей раз он увидел в ее глазах то самое, что так хотел, что жаждал увидеть – испуг.
«О да, теперь-то ей страшно – ужас, как страшно!»
Упиваясь страхом Абиты, Уоллес захохотал.
Абита заворочалась, пытаясь отползти прочь, но Уоллес поймал ее за лодыжку, раскрутил и снова швырнул о столб изгороди. Из горла Абиты вырвался жалобный крик.
Отсмеявшись, Уоллес вновь потянулся к ней, но подоспевший Исаак заслонил ее, схватил Уоллеса за плечо.
– Хватит, отец, убьешь ведь! Остановись!
Примчавшийся следом за Исааком, Ансель поднял с земли венок, держа его на отлете, словно самую ядовитую из змей.
– Боже правый, воистину дьявольщина!
Уоллес стряхнул с плеча руку мальчишки и оттолкнул Исаака с дороги.
– Господь помог нам изобличить ведьму! Наш долг – быть мечом Господа, разить Сатану, где бы его ни встретили! Доказательств достаточно! Покончим с нею немедля!
Подняв с земли молоток, он двинулся на Абиту, но тут услышал… нет, не услышал, почувствовал странный певучий гул. Не понимая, откуда доносится этот звук, он озадаченно заморгал и с изумлением обнаружил, что гул рождается в его собственной голове.
Гул нарастал.
Выронив молоток, Уоллес зажал уши ладонями: переполнивший череп, гул ноющей болью отдался в зубах, завибрировал во всем теле.
Тем временем Абита, не мигая, глядела на него – глаза полыхают огнем, руки опущены, пальцы глубоко впились в траву. Сомнений не оставалось: это она, она… это ее напев!
Вдруг что-то легонько, будто пальцем ткнули, стукнулось о затылок, чуть ниже волос, а в следующий миг шею пронзила жгучая боль.
– Ай! – взвыл Уоллес, хлопнув себя по загривку.
Пчела…
Вторая пчела ужалила в щеку. На смену двум первым пчелам явились еще две, и еще три, и еще целая дюжина. Слетаясь к Уоллесу со всех сторон, пчелы жалили лицо и руки, пробирались и под рубаху, и в штаны – куда только возможно.
Ослепленный невыносимой болью, Уоллес судорожно замахал руками, с пронзительным визгом пустился бежать, с разгона врезался в изгородь, но столкновения почти не почувствовал. Вновь вскочив на ноги, он без оглядки бросился в лес и помчался, помчался прочь сквозь колючие заросли, подхлестываемый одним только безумным желанием как можно скорее оставить крылатых мучительниц позади.
Входная дверь задрожала под градом нетерпеливых ударов. Отворив двери, его преподобие Томас Картер нос к носу столкнулся с Уоллесом, испепеляющим его полным ярости взглядом. Усеянное багровыми волдырями, лицо Уоллеса страшно распухло. За спиной здоровяка стоял Ансель Фитч с сыном Уоллеса, Исааком, а на дворе столпилось не меньше дюжины прочих жителей Саттона. Не на шутку встревоженные, все они заговорили разом, наперебой. Разобрать что-либо во всем этом гомоне не стоило даже надеяться, но повторявшиеся снова и снова слова «Абита» и «ведьма» проповедник расслышал, да еще как.
«О нет. Только не это, – подумал преподобный Картер. – Только не здесь».
Грудь его словно сдавило железным обручем. Беспорядки, охватившие Хартфорд многие годы назад, он видел сам и прекрасно помнил: с точно такого же кликушества, с поиска ведьм среди соседей все и началось.
«Господи, дай мне сил…»
– Стоп, – велел он, подняв кверху руку. – По одному, пожалуйста. По одному!
– Это Абита, – громко, на грани грубости, объявил Уоллес. – Абита с Дьяволом снюхалась!
Больше всего на свете преподобному Картеру хотелось бы схватить его за грудки и хоть мытьем, хоть катаньем уговорить отступиться, не затевать этой опасной игры.
– У нас доказательства есть, – продолжал Уоллес, вытолкнув вперед Анселя.
Ансель, развернув тряпицу, показал преподобному и всем остальным венок из сухих цветов, да с таким видом, будто в руках у него корона самого Сатаны.
– Вот что она плела на наших глазах! – воскликнул старик и, жутко выпучив рачьи глазки, поднял венок повыше, но так, чтоб, упаси Бог, не коснуться его голой рукой.
– Обычный цветочный венок, – сказал преподобный Картер. – Не понимаю, в чем дело.
– А вы приглядитесь внимательней! – с неестественным, балаганным надрывом, не столько обращаясь к преподобному, сколько играя на публику, заорал Уоллес. – А кости? А волосы? Ее волосы! А еще она с духом… как его… фамильяром компанию водит! Мы все трое свидетели – и я, и Ансель, и вот он, Исаак!
– Верно, верно, – поддакнул Ансель, – водит, да еще как! Сидят себе, шепчутся, сговариваются о чем-то… и эта штука! – добавил он, снова встряхнув над головой венком. – Вот эту самую мерзость они у нас на глазах вместе, вдвоем плели! Ну и жуткое же было зрелище!
Толпа, не сводя с венка опасливых взглядов, подалась назад.
– С духом-фамильяром? – переспросил преподобный Картер. – О какого же рода создании речь?
– О бесе, принявшем обличье кота, – отвечал Ансель. – Увечного, горбатого, кривого на один глаз кота. Как глянул он на меня дурным глазом, так меня до самых костей холодом пробрало, а ноги слушаться перестали, пока я имени Господа не помянул.
– Что скажете, ваше преподобие? – вызывающе, дерзко обратился Уоллес к преподобному Картеру. – Что это вы молчите? Отчего не призываете поскорее покончить с ведьмой, хотя все доказательства налицо?
В толпе зароптали, закивали в знак одобрения.
Но преподобный Картер никак не мог собраться с мыслями. Одно неосторожное слово, и… Уж он-то прекрасно знал, с какой легкостью подобная истерия охватывает всех и каждого.
Между тем Уоллес неотступно сверлил его взглядом.
– А это? – закричал он, ткнув пальцем в собственное лицо и повернувшись к толпе. – Насчет этого как? Я в волдырях с головы до ног, а из-за кого? Да-да, это тоже ее рук дело! Это она на меня пчел науськала! Исаак с Анселем свидетели!
