Я четко понимала, что если до этого момента в моем неожиданном назначении можно винить кого-то другого, то после согласия вся ответственность в полной мере возляжет на мои плечи. Мне предложили, и я сделала выбор… Сейчас еще есть возможность отказаться, продолжить жить прежней жизнью, понятной и… совсем не такой, какая мне нужна.
Чего, интересно, ждал Он, когда рекомендовал меня как специалиста? Что я испугаюсь трудностей, разобижусь, и откажусь? Возможно он считает, что я ветряная девица, поманившая его, а потом переключившаяся на других кавалеров. Но мыслилось мне в этом поступке что-то оскорбительное. Будто бы все, произошедшее с нами, признано игрой, спектаклем… искусством.
Но, как говориться, еще посмотрим, кому судьба, а кому доля (1)! Не буду я переживать по поводу оскорбления и жаловаться на чужие неблаговидные поступки, моя судьба — результат только моих решений, а не крест, который я несу по чьей-то вине. Я умею рисковать и не сдаваться. И пусть это станет для кого-то неожиданностью.
— Да! — уверенно ответила я. — Извините, я хочу преподавать, просто растерялась. Лоретта понимающе кивнула и ушла, оставив меня одну.
Помнила я внимательный прищуренный взгляд арха, пойманный на сцене, старающийся что-то уловить, возможно мою растерянность, слабость. Слава богам, у меня хватило сил подниматься ровно и неторопливо. Кто-то сказал бы с достоинством, но я попросту боялась потерять контроль над собственным телом и упасть. Ноги и так с трудом меня слушались. Даже сейчас в голове все еще шумело, мозг не желал воспринимать произошедшее.
— Ну что? — нетерпеливо спросила Марриса.
— Как прошло? — осторожно поинтересовался Врадар.
— Буду преподавать, — ровно сообщила я.
— Ух! Была уверена, тебе не чужд дух авантюризма! — запищала соседка. — Молодец! Я тебе с одной тьярой познакомлю, она лучшая из лучших. Просветит тебя, как и что.
— Спасибо.
Врадар аккуратно приобнял за спину, поддерживая.
— Представляешь, мы все вместе будем преподавать в Милхоре. Я, честно, на такую удачу и не рассчитывал.
— Угу. Марриса, а ты рассчитывала? — поинтересовалась я.
Соседка взглянула взволнованно.
— Н-нет. Я не знала, если ты об этом. Со мной никто планами не поделился. Хотя мне, не скрою, нравится. Думаю, ты возродишь это искусство из мертвых. Согласна?
— Не уверена, — я не смогла скрыть вздох, что не укрылось от внимательного взгляда друзей.
— Ты не рада, — заключил Врадар.
— Зачем тогда согласилась? — пытливо спросила Марриса. — Ведь не ради совместных переменок?
Я покачала головой.
— Мне здесь нравится. Попытаю счастья на следующем отборе. А пока посмотрю, как тут и что. Не хочу уезжать из Амарона, иначе, боюсь уже не вернусь. А насчет возрождения… знаешь, я постараюсь, но есть одно малюсенькое препятствие — я совершенно не владею темой. Более того, она мне совсем не близка. Не представляю, чему смогу научить студентов.
— Это поправимо. И не такие вершины нам покорялись!
Марриса выглядела воодушевленной, чего не скажешь обо мне.
— Завтра уже первый урок, — приземлила я девушку. — Нужно сегодня что-то придумывать. А вечером еще Бал.
— Не волнуйся, придумаем. На крайний случай, толкнешь вступительную речь, познакомишься со студентами и распустишь всех по домам.
Нда, хороший план, ничего не скажешь.
(1) — «А кому судьба, кому доля, это мы еще посмотрим! Эх, воевать так воевать!» — строчка из песни группы Калевала «Кукушкины дети».
***
Отпросившись у друзей хоть немного побыть одной, я заняла в парке пустующую лавочку и постаралась разложить мысли и чувства по полочкам.
Как бы я не пыталась видеть практическую сторону моего назначения, делать упор на плюсы, не замечая минусов, обида грызла мои нервы каждую секунду, сводя все старания на нет.
Я с мрачной решимостью расчесывала прилетевшую альхи пальцами, будто граблями, и хмуро смотрела прямо перед собой, пока не поняла, что совсем рядом кто-то надрывно рыдает. Оглянулась — никого. Но всхлипывания не прекращались, становясь то тише, то громче.
— Эй! — осторожно позвала я, вглядываясь в парковые кусты. — Идите сюда, порыдаем вместе.
Говорила наобум, но прямо оттуда, куда я смотрела, показалась симпатичная блондинистая головка и следом появилась вся девушка, хрупкая и милая, будто фарфоровая куколка. Светлые волосы спадали на плечи крупной гладкой волной, большие голубые глаза обрамляли густые черные ресницы, ноздри безупречного маленького носика подрагивали, а пухлые губки взволнованно дрожали.
Девушка маленькой ручкой размазала слезы по лицу, выбралась из зарослей и присела рядом со мной на лавочку.
— Извините, — отчего-то попросила она.
— Извиняю, — без уговоров быстро сдалась я. — А за что?
Она растерянно пожала плечами, и новая крупная слеза скатилась по белой бархатной щечке.
— А вы… вы почему не плачете? — укорила меня девушка. — Говорили, что будете. Что у вас стряслось?
Хм… Так сразу в двух словах не объяснишь. Но девушка смотрела требовательно, хлопая бахромой ресниц.
— Я, кажется, получила то, чего хотела… — сообщила я.
Девушка задумчиво отвернулась, промокнув лицо белым платочком. Поглядела на сидящую с моей стороны альхи.
— Вот и я…получила, — грустно протянула она. — Всегда хотела безумной любви, вот и нажелала…
Она сморщила носик и совсем не по кукольному высморкалась в платок.
— Допрыгалась… теперь мой любимый попал за решетку. Как вам такое? Достойный повод поплакать?
— Достойный, — опять согласилась я. — Он что, поднял на вас руку?
Безумная любовь представлялась мне именно такой. Но девушка покачала головой.
— Нет, что вы! Он хотел защитить меня от навязчивого ухажера и… несколько перешел границы.
— В каком смысле?
Странно, но чужая грустная история позволяла мне отвлечься от своей.
— Нарушил правила и теперь расплачивается за это. А виновата я.
Голубые глаза вновь наполнились влагой и засверкали.
— Вивьен де Ла Мун, — представилась я, чтобы отвлечь девушку, и протянула руку.
Ее осторожно пожали, будто ладони коснулся ветерок.
— Сьюлен Пэк.
Я мгновенно подобралась, услышав, кто передо мной. Что за удивительное совпадение? Хотела встречи — получи и распишись. А говорит значит про мистера Пурреса.
Девушка моей реакции не заметила, снова уставилась перед собой и судорожно вздохнула, смяв шелковый платок, изрядно пострадавший от близкого соседства с листерскими елями и неделикатного сморкания хозяйки.
