Наконец он упал на дно ковчега, пытаясь когтистымиконечностями закрыть голову от разящих молний.
В то же мгновение Старыгин, до того в изумлении наблюдавшийза происходящим, бросился к ковчегу, уперся в него руками и попытался столкнутьящик в колодец. Наперерез ему устремился профессор Сорди. С жутким криком онсхватил соперника за плечо и попытался оттащить его от своего тайника. Лицопрофессора совершенно утратило осмысленное выражение, глаза горели безумнымогнем, немногим отличающимся от того, который пылал во взгляде амфиреуса.
— Повелитель! — воскликнул он, не сводя мутноговзгляда с умирающего монстра и в то же время нанося Старыгину удар заударом. — Повелитель, я не допущу твоего поражения! Я верно служил тебевсю жизнь, и теперь, когда настал час твоего торжества…
Старыгин сбросил руки профессора, напрягся из последнихсил.., тяжелый ящик накренился над краем каменной балюстрады, перевалился черезнее и на мгновение завис, прежде чем рухнуть в темную глубину колодца.
Профессор Сорди, или да Сэсто, как он предпочитал себяназывать, дико взвизгнул, уцепился за ковчег, пытаясь удержать его на краюколодца.., но ничто уже не могло остановить падения. Ковчег сорвался скаменного ограждения и полетел вниз, увлекая за собой безумного профессора.
Несколько долгих секунд из колодца доносился, постепенноудаляясь, человеческий — точнее, нечеловеческий вопль, в котором слились страхсмерти и горечь поражения. Наконец из темной глубины послышался грохот падения.
И сразу же вслед за ним из колодца донесся вдесятеро болеегромкий звук — рев погибающего чудовища. И этот звук в свою очередь былперекрыт звуком еще более громким взрывом, от которого закачались многовековыестены палаццо.
Маша застыла, пораженная всем происшедшим, не в силахсбросить оцепенение, в которое погрузило ее своим взглядом древнее чудовище.Старыгин бросился к картине, поднял ее, и вовремя! Стены дворца покрылисьглубокими трещинами, зашатались, от них откалывались громадные каменныеобломки, которые с грохотом падали на замшелые плиты двора.
В воздух поднималась многовековая пыль.
Один из обломков упал совсем близко от девушки. Тогда Старыгинсхватил ее за плечо и потащил прочь, подальше от места взрыва, подальше отдревнего колодца, в глубине которого был навеки погребен безумный профессорСорди и его кошмарный повелитель…
Девушка встряхнула головой, освобождаясь от тягостноготранса, и огляделась, как будто пытаясь понять, кто она такая и где находится.
— Туда! — Старыгин потянул Машу к двери.
Он боялся, что их завалит обломками рушащегося дворца, ноопасался и того, что где-то бродят подручные Антонио и при встрече с ними им сМашей не поздоровится. Как объяснить им, что все кончено и нет никакого смыслаубивать их? Это ни к чему не приведет. Но они никого не встретили, пока бежалик лестнице, очевидно люди Антонио поняли, что дело плохо и каждый долженспасаться в одиночку.
Старыгин увлек Машу к боковой двери, чтобы миновать холл идвор с бассейном. Кто-то мог слышать ужасающий грохот и вызвать полицию.
По его подсчетам какая-то дверь должна выходить в боковойпереулок. Он дернул дверь, она никак не поддавалась, тогда он передал картину,которую все время прижимал к себе, Маше и навалился на дверь всем весом.Отлетели какие-то планки, дверь поддалась, но Маша так закричала, что он застылс поднятой ногой.
Лестницы не было, был проем, который круто уходил вниз.Целый лестничный пролет куда-то провалился, оттого и дверь была заколочена.Старыгин отпрянул назад.
— Бежим туда! К главному входу!
Но оттуда вдруг появился один из людей Антонио, монахогромного роста и недюжинной силы. Намереваясь отомстить за своего Повелителя,он бросился к Старыгину. Вдруг мраморная колонна с ужасным грохотом рухнула изадела преследователя. Раздался крик боли.
Когда улеглась пыль, Старыгин увидел, что Маша спускаетсявниз по остаткам ступенек, которые осыпались прямо под ней. Вот она оступиласьи рухнула куда-то в темноту.
— Прыгайте! — крикнула она через минуту. Здесьмягко!
Старыгин оглянулся. Монах сумел выбраться из завала и шелтеперь к нему, припадая на поврежденную ногу. Старыгин закрыл глаза и прыгнул.Он и вправду приземлился на что-то мягкое — не то многолетнюю пыль, не токакую-то ветошь. Сверху на них посыпались остатки каменной лестницы — это монахпробовал ее на прочность. Маша и Старыгин отползли в угол, чтобы огромный монахне свалился прямо на них. Но он, очевидно, передумал, потому что наверху всестихло.
Через некоторое время из полуподвального окошка заброшенногои полуразрушенного дворца Сэсто вылезли двое донельзя грязных людей и, боязливооглядываясь и отряхиваясь на ходу, направились пешком в сторону улицы.
— Куда теперь? — спросил Старыгин. — В такомвиде нам нельзя в гостиницу.
— Если я немедленно не приму душ, то умру наместе! — твердо сказала Маша.
Как ни странно, в гостиницу их пустили.
И даже не поглядели косо. Видимо, ночной портье повидал и нетакое в своей долгой, насыщенной событиями жизни.
В номере Маша оттолкнула Старыгина и бросилась в ванную. Ейне терпелось смыть вековую пыль. Впрочем, Старыгин и не собирался ей мешать, онбережно развернул картину и восторженно уставился на спасенную мадонну. Потомделовито проверил повреждение.
— Ничего, как-нибудь обойдется! — крикнул он Маше,но из ванной доносился только шум воды.
Когда Маша вышла из ванной, она увидела, что Старыгин лежитна кровати, нежно прижимая к себе картину. Глаза его были закрыты, лицо —бледно до синевы. Маша хотела сердито окликнуть его — что, мол, в грязнойодежде на постель, но заметила на виске багровый кровоподтек и струйку засохшейкрови. Она вспомнила, как Антонио Сорди ударил Старыгина пистолетом в висок, ией показалось, что поза Старыгина неестественно неподвижна.
— Дмитрий! — окликнула она шепотом. Дима!
Он не шевелился. Маша стрелой метнулась в ванную, намочилаполотенце и осторожно прикоснулась к ране.
— Дима, Димочка, очнись! — взмолилась она, —Вот это здорово, — он улыбнулся, не открывая глаз, — вот такой ты мненравишься гораздо больше.
— Ты живой? — от неожиданности Маша слишком сильноприжала полотенце, и Старыгин тут же очень натурально застонал.
Потом он, страдальчески морщась, сел на кровати. Картиналежала рядом. Кудрявый младенец смотрел на своих избавителей серьезно ивдумчиво.
— Знаешь что, — сказал Старыгин, — убери тыкартину подальше. Или хотя бы поверни к стене. Не годится ребенку смотреть нато, что будет происходить сейчас в этой комнате.
Когда он поцеловал Машу, она поняла, что именно этого ейхотелось с самой первой встречи.
