с тобой считаться никто не будет. Чем больше твердого и дельного шума ты поднимаешь, тем выше шансы быть услышанным и понятым. Понимание таких вот товарищей мне было без особой надобности, но услышать он меня должен. Я так хочу…
Старший мастер с минуту пытался понять, как ему реагировать на мое высказывание. Наверно, не приходилось раньше сталкиваться с такими учениками. Ну и мой грозный вид его останавливал от резких порывов. Подумав, он всё-таки с хмурым видом упёр руки в боки и с вызовом спросил:
— И что это, если не шабашка?
— А то, что это элемент казенного штатива фотоаппарата, — пояснил я и тоже с вызовом продолжил. — И это не шабашка, а помощь уважаемому человеку. Товарищу главному редактору заводской еженедельной газеты «Труд»!
Я заметил, как нос старшего начинает медленно розоветь. Он принялся то открывать рот, то закрывать, силясь найти, что сказать в ответ. Да, видимо, в голову ничего не приходило. На этот раз понадобилось чуть больше времени, чем минута, чтобы он снова взял себя в руки.
Главный редактор еженедельника, действительно был человеком на заводе уважаемым. Попасть в газету всегда считалось большой честью, и я уверен, что Роман и сам мечтал увидеть свою фотографию на полосах еженедельника. Поэтому шабашкой просьбу главреда никак не назовёшь. Но парниша потому и занял должность старшего мастера, что умел вертеться, как уж на сковородке. Вот и сейчас он попытался выкрутиться.
— Погодь, помощь, говоришь. Ты мне лапшу на уши не вешай! Где сопроводительная документация на штатив? — скороговоркой выплюнул он и насупился. — Такие вещи без документации не приходят. А может, этот штатив ты тоже украл, как и золото у Гнусина? Я ведь видел, что ты его себе в ящик сунул, когда участковый осмотр проводил. Нет, Егор, теперь тебе веры никакой!
И смотрит на меня, как продавец на невольничьем рынке.
Я с грустью покосился на лежащий на верстаке молоток. Взять да тюкнуть его разок по башке… так расколю ведь ненароком, она у него пустая, как орех. Мозгов, судя по всему, кот наплакал.
— Товарищ старший мастер, а тебе не приходило в голову, что Вениамин Лютикович мне его лично принёс и лично помощи попросил?
— Говорю, Егор, ты мне лапшу на уши не вешай! Ишь какой, без году неделя на заводе работаешь, а с такими людьми якшаешься!
— Ром, — со вздохом проговорил я. — Если ты хочешь воспрепятствовать, то не стесняйся. Можешь прямо сейчас эти железяки у меня забрать. Только когда в мастерскую свою вернёшься, ты на спички ватку намотай, будь так любезен.
— Это ещё зачем? — он всё-таки взял все три прутка и сунул их под мышку.
— Затем, чтобы ты уши прочистил, — отрезал я. — Тебе говоришь, а ты как будто ни хрена не слышишь.
— Слышу — не слышу, это мы уже потом разберёмся, а ты у меня договоришься, Егор, — он потряс воздухе пальцем. — Ты против себя начальника настроил, теперь жди, когда за забор с волчьим билетом вылетишь.
Роман, конечно, думал, что переиграл меня и уничтожил. Ох, сколько раз я подобные угрозы по прошлой жизни слышал! Да только такие вот умники куда быстрее за забором оказывались. Старший мастер засобирался уходить, бурча себе под нос, что сегодня же доложит на меня начальнику.
Но далеко он не ушел, мои слова его остановили.
— Ты заодно ему расскажи, что своими действиями срываешь написание главной статьи для следующего выпуска заводского еженедельника. И тем самым препятствуешь освещению трудовой деятельности передовиков социалистического труда, — уверенно заявил я. — И что-то мне подсказывает, что твой начальник тебя за это не похвалит. Чего встал, иди-иди, а то забудешь, что хотел сказать.
— Что ты несёшь? — старший мастер всё-таки остановился.
— Да то, что я на твою рожу смотрю и пытаюсь понять — а не сознательно ли это ты всё делаешь? — я прищурился.
— Это ещё откуда? — Рома начал раздражаться.
Вот есть такие люди, которые думают, что если выпучить глаза по пять копеек или голос повысить да лицо сделать построже, то собеседник тут же ретируется. Но не на того напал. Мы так тоже умеем, практикуем. Я с невозмутимым видом пожал плечами и выдал свое предположение.
— Да ты, товарищ, случаем, не капиталист? Антисоветчиной попахивает? «Голос Америки», часом, не слушаете? Что-то мне подсказывает, что в ваших действиях саботаж угадывается. Вредительство чистой воды. Палки в колеса советской пропаганде ставитите.
— Какой пропаганде? — сглотнул старший мастер.
— Известно какой… Наша газета — рупор партии и глас народа. Или скажешь — не знал? В глаза смотри!.. А ты подорвать деятельность прессы хочешь. Ай-я-яй, Рома… За это по головке не погладят. Я сообщу куда надо, я обязан…
Старший мастер побледнел, потому что обвинение звучало устрашающе. Он, судя по всему, не только рассчитывал построить на заводе карьеру и до должности начальника цеха дорасти. Но и куда выше метил — по партийной линии продвинуться. А обвинения были действительно серьезные, из-за таких дел могли и партбилета лишить, если он у него имелся. Как минимум — проверку устроили бы. В общем, одни неприятности, куда ни плюнь.
Снова не давая старшему мастеру опомниться, я подливал масло в огонь.
— Если ты не в курсе, так я подскажу. У твоего корешка — ветерана труда, в заводской газете интервью намечено. Не будет штатива, не будет и интервью. Вот начнутся потом разговоры, а ты виноватым окажешься. Так что решай — надо оно тебе или нет.
Я пожал пальцами — показываю, что мне фиолетово, как будет. Просто потому, что я все шишки на старшего мастера свалю. А я-то что, человек маленький — мне пальчиком показали, мол, атата, и я делать штатив не стал.
На лице моего собеседника отразились муки тяжелых размышлений. Старший мастер напоминал мне хамелеона, его цвет лица стремительно изменился и по тональности теперь сравнялся со спецовкой. Он нерешительно, но все-таки положил прутки обратно на верстак. Сказать ему было
