слов стало лишь хуже. – Завтра на рассвете я уеду, по дороге загляну на сторожевой пост и дам наказ отыскать ее. Уж отряд-то чертей справится.
Он совсем забыл! Приказ графа был ехать вместе с капралом, только вот как он теперь, с таким ранением?..
– Не боись, Циглер, – словно прочитав его мысли, морок ободряюще похлопал его по плечу, – все образуется.
Эрик, тупо смотрящий в пол все это время, заметил странный блеск среди обломков стола и осыпавшейся каменной крошки. Что это? Очередная графская тайна?
Он расчистил мусор и извлек шестиконечную звезду, сделанную из чистейшего менхита. Эрик никогда не видел менхит в своем натуральном виде: хаджарская сталь, из которой изготавливались мечи, была всего лишь сплавом менхита с хашмирским или дильхеймским железом. Менхит служил проводником магии (именно поэтому мороки могли скользить только с мечами из хаджарской стали), железо же придавало клинку жесткость и остроту. А тут целая звезда… Похоже, какой-то артефакт из Альхоровых времен.
Догадка подтвердилась сразу: на обратной стороне оказался выгравирован символ Короля. Откуда же Теодор взял ее?
– Вы не знаете, что это? – спросил Циглер у капрала.
– Впервые вижу, – признался тот. Затем взял артефакт в руку и принюхался. – Чую запах графа. И Варана. А ты?
Эрик тоже понюхал звезду. Нюх у него был, конечно, слабее Шакальего, но вот душок чешуи наместника он смог учуять.
– Вы правы. Наверное, Варан принес его графу для изучения. Верну ему при встрече, – на этих словах Эрик убрал артефакт во внутренний карман жилетки. Капрал не стал возражать, лишь хмыкнул.
Как будто знал что-то наперед.
Как и говорил Орин, лекарь пришел из деревни через несколько часов. Он осмотрел глаз Эрика и только покачал головой: тут ничего не поделать. Эту новость Циглер воспринял почему-то равнодушно, не в полной мере осознавая, что он теперь одноглазый калека. Навсегда!
Лекарь велел промывать рану отваром горемыки, оставил на столе мешочек с ее сухими цветками и, пожелав скорейшего выздоровления, покинул башню. Сразу после его ухода Эрика начало знобить, кости ломило, как от холода, он чувствовал себя смертельно больным. Как назло, расшалилась сломанная рука, Эрик стиснул зубы и тихонечко заскулил. Завтра боль в глазу будет адской, лучше бы сейчас уснуть и проспать пару недель, пока глаз не начнет заживать… Или пока не вернется граф.
Кстати, что он собирается ему сказать?
Ну почему он не поехал?! Скольких бед можно было бы избежать!..
От этой мысли Эрик почувствовал жгучую обиду. Отбросил одеяло и резко сел на кровати. Что он вообще здесь делает? Лежит, отдыхает! По лесу бродит неприкаянное существо, способное убить кого угодно! Нет, Эрик не может ждать, пока не настала беда, он должен все сделать сам.
Сам!
Глазница ныла тупой, разрывающей болью, но, несмотря на это, Эрик Циглер сунул ноги в сапоги и потеплее оделся, чтобы не замерзнуть в сумерках. Повесил на пояс меч и сунул в походный мешок немного сухарей. Он собирался искать ее столько, сколько потребуется, хотя где-то в глубине души чувствовал, что напрасно.
Однако перед тем, как скрыться в лесу, все же решил заглянуть к Шакалу, чтобы попрощаться. В конце концов, морок здорово ему помог, и нужно бы отблагодарить его хотя бы словами.
Он шел по двору, окно в кабинете графа, наспех заколоченное, подобно черной дыре в бездну, взирало на обережника свысока. Загривком Эрик ощущал на себе его злобный, полный ненависти взгляд, будто замок ожил и теперь наблюдал за обережником всем своим ледяным, полумертвым существом.
Внутри башни было темно и сильно пахло дымом – чадил почти потухший очаг. Эрик миновал пустую столовую и поднялся в спальню, где ровными рядами стояли деревянные нары. Здесь всегда было очень тесно, и казалось, что вот-вот станет не хватать воздуха. На кроватях сопели солдаты, сдавшие пост, однако капрала среди них не оказалось.
«Он что, уже уехал? Собирался же утром!» – растерянно подумал Циглер, выйдя из башни и не зная, что делать. С одной стороны, идея идти ночью в лес казалась ему сущей глупостью: кого он там найдет, в темноте? Только волков привлечет, или еще хуже – чудовищ! С другой стороны, хотелось оказаться как можно дальше от этого проклятого места, от которого вставала дыбом шерсть. Почему он раньше не замечал, как Марый острог в самом деле уродлив?
Он вздымается в небеса, как пасть жуткого окаменевшего чудовища, навечно затаенного в горе. Под какими немыслимыми углами изгибается его кровля, как щетинится глиняная черепица, словно чешуя. Как презрительно светятся прорези окон. Как по-змеиному шелестят на ветру знамена. Как можно находиться здесь, в месте, существующем без сочувствия ко всему живому?
Снова оглядев фасад замка, обретший зловещие очертания, Эрик понял, где искать Шакала. В часовне, как луч маяка среди бушующего черного шторма, горел свет.
Как Циглер и думал, Шакал сидел на ближней от канунника скамье, сложив руки перед собой. На нем была все та же заплатанная сорочка, посеревшая от сотен стирок, в полумраке часовни будто светившаяся розовым. Эрику стало неловко: вдруг капрал молится и хочет побыть наедине перед дальней дорогой, а тут он, так некстати!
– Я чую тебя, Циглер. Проходи, я просто… просто думал. – Капрал развернулся, и его глаза блеснули теплым золотистым светом. Нет, на огневика он вовсе не злился. – Здесь тихо. И пахнет хорошо. Люблю запах воска.
Эрик, сам не понимая зачем, опустился рядом. Уют часовни, ее приглушенный свет и аромат тающего воска обволакивали Циглера, как объятия старого друга.
– Я иду искать ее, – честно признался Эрик и, пока морок не начал снова с ним спорить, поспешно добавил: – Так надо, капрал. Я должен.
– Ну, должен так должен, – пожал плечами Шакал. Не сказать, чтобы он был сильно удивлен, но и останавливать его, похоже, не собирался.
– Простите, что не еду с вами.
– Переживу, – усмехнулся тот. – По правде сказать, Циглер, я даже рад, что отправлюсь один. Некоторые дороги мы должны пройти в одиночестве.
– Надеюсь, вы сможете найти Ди. В конце концов, Эйлит заслуживает права узнать, что с ней случилось.
Шакал отвел морду, чтобы не смотреть обережнику в глаза, и глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Эрик нутром чуял, что капрал что-то скрывал все то время, что был в Маром остроге. А теперь он вдруг решил разоткровенничаться:
– Так и быть, Циглер, раз Варану рассказал, то и от тебя скрывать не буду. Парень ты добрый, дурак, правда,
