в окно, словно оценивая расстояние до земли. – Этот монстр тебе не по зубам. Так что хватит спорить, иди в свою келью и жди лекаря.
Эрик с трудом встал – ноги не держали его. Опершись рукой о стену, он не мог заставить себя выпрямиться, словно неведомая тяжесть придавливала его к полу. Он не просто не хотел вставать, нет, он хотел умереть.
– Какого черта тут происходит?! – донесся из коридора крик взбешенного Орина. – А ну иди сюда, жалкий щенок, и все мне объясни!
«Почему чуть что, так сразу Циглер?» – с досадой подумал Эрик. В это же мгновение в кабинете вновь появился дворецкий, красный, как помидор, с прилипшими к лысине седыми прядями. Обережник даже не успел ничего сказать в свое оправдание, как Орин вошел в кабинет и замер в ступоре. Тело-то пропало. Как они будут объясняться?
Некоторое время он тупо смотрел перед собой, будто переваривая какую-то сложную мысль. На его гладком, вечно блестящем от кожного жира лбе проступили морщины. Глаза Орина, и без того черные, как две маслины, сделались еще темнее, и мрак, затаившийся там, не сулил Эрику Циглеру ничего хорошего.
– Где она? – проговорил он хриплым голосом, словно доносившимся из-под земли. – Где она, Циглер?
– Я все расскажу… – беспомощно отозвался Эрик, ощутив приступ тошноты. На самом деле он не мог даже думать, не то что объяснять.
– Вы вызвали лекаря, как я велел? – зычно гавкнул капрал, отвлекая на себя внимание.
– Да-да, послал в деревню. Скоро будет, – растерянно ответил дворецкий, будто только что очнулся от сна, и ехидно добавил: – Вместе с ее отцом.
На слове «ее» он сделал особенное ударение, как бы спрашивая: «Что ты будешь делать, Циглер?»
Эрику же казалось, что он сходит с ума.
– Где она, Щен? Куда вы ее дели? – Орин продолжил вертеть головой из стороны в сторону, словно все еще не веря, что Сирша могла вот так исчезнуть. – Ее тело нужно отдать родным, чтобы они попрощались с ней по-человечески. И да, тебе нужно будет объясниться перед ее родителями, а еще…
– Объясняться он будет только перед графом, – прервал его капрал. – А тела, как вы заметили, нету.
– Как это нету? – Дворецкий удивленно захлопал глазами. – Я сам его здесь видел, вот этими глазами! Я требую ответа!
– Она улетела, – выдохнул Эрик и сам чуть не рассмеялся над звуком собственного голоса. Боже, он говорит как сумасшедший! Один в один, как его дядя Рубен, который носит сапог на голове и пьет вино из деревянного башмака. – Она встала и улетела. Капрал подтвердит.
Шакал, предчувствуя неприятный разговор, едва заметно оскалился:
– Проклятая магия. Мы и сами толком не поняли, что случилось.
Орин переводил взгляд непонимающих глаз с морока на огневика и обратно, будто прикидывая, кто из них все еще сохранил остатки здравомыслия.
– Д-да? – переспросил он со спокойным удивлением, словно ему только что сообщили о протухшей рыбе из графских запасов. – Это правда?
– Клянусь Альхором, – весело отозвался Эрик, чувствуя, как кровь ударила в голову. Он пьянел, пьянел от боли и горя, с каждым мгновением все сильнее.
– А что мне сказать ее отцу, когда он придет за телом? – деревянным голосом спросил он. – Что мне сказать? Солгать?
– Солгите, – легко согласился Эрик.
Тогда-то терпение Орина кончилось. По всей видимости, решив, что над ним издеваются, он набросился на обережника так стремительно, что даже капрал не успел ничего сделать. Одно мгновение, и толстые пальцы с желтыми ногтями, похожими на черепашьи панцири, сомкнулись на его жилетке. От дворецкого кисло пахло потом и чесноком, запах врезался Эрику в нос, вызвав лишь еще большую тошноту и отвращение. Затем последовал удар под ребра, слабый, неуклюжий удар человека, который очень зол, но не знает ни как бить, ни куда. Эрик был магом, а маги куда крепче людей, и кулак Орина не причинил ему особого вреда, однако Циглер все равно согнулся пополам. Он знал: дворецкий хотел, чтобы ему было больно, хотел, чтобы обережник страдал. Эрику же было все равно: ему хотелось хохотать в голос, он едва себя сдерживал, поэтому закрылся здоровой рукой, чтобы не выдать безумной улыбки.
Орин ударил бы еще раз и уже занес кулак, как вмешался капрал:
– А ну хватит! – Шакал схватил дворецкого за ворот камзола и легко, будто тот ничего не весил, оттащил от огневика. – Хватит, я сказал!
Орин, раскрасневшийся от возбуждения, смотрел на Эрика взглядом бешеного зверя. На лбу вздулась и пульсировала вена, от вида которой Циглер ощутил новый приступ тошноты. И дикое, жгучее желание испепелить этого старого дурака.
– Я знал, что от тебя одни беды, Циглер! Говорил графу вышвырнуть тебя вон, но он не послушал! – не унимался Орин. Его голос, и без того высокий для мужчины, то и дело срывался на истерический крик, резавший слух. – Я и Сиршу предупреждал, чтобы не совалась к тебе! Только вот она, дурочка, не послушала! Кровь молодая взыграла, будь она проклята! Полезла к тебе, и вот что из этого вышло! Ты погляди, что из этого вышло!
Ну все, это последняя капля! Как он вообще посмел произнести ее имя?! Звезда под сердцем раскрылась, выпуская магию в кровь. В руке против его воли загорелся огонь.
Завидев пламя, дворецкий вырвался из хватки капрала, презрительно фыркнул и поправил сползший камзол.
– Давай, топай отсюда, – гавкнул капрал и обнажил зубы, показывая, что и его терпение подходит к концу.
– Ты жалок, Циглер. Ничтожный щенок, – прошипел Орин, обернувшись в дверях. Теперь и избиения ему было мало, он собирался унизить Эрика как только мог. – Будь ты трижды проклят. Будь проклят, слышишь?!
– Я сказал: вали отсюда! – зарычал морок и притопнул для пущего страха.
Дворецкий сплюнул и удалился. Эрик тряхнул рукой, погасив огонь. В изувеченную глазницу возвращалась боль, и он снова ощутил приступ тошнотворного головокружения. Ему бы прилечь, хотя бы на пару минут.
– Совсем держать удар не умеешь, Циглер, – запричитал капрал, помогая обережнику устоять на ногах. – Дал старику себя побить, ну ты чего.
– Не знаю… мне просто стало все равно.
– Не расстраивайся ты так, – успокоил его Шакал с почти отеческим сочувствием в голосе. – Вернется она.
– Думаете?
– Рано или поздно.
– А если причинит кому-нибудь вред?
– Значит, с ней разберутся. Ежели в ней осталось что-то от человека, стала бы она причинять вред? Нет. А значит, она уже чудовище, и черти с ней расправятся, – уверенно отозвался Шакал, однако Эрику от его
