редкостный, но, по крайней мере, зла нарочно никому не делаешь, да и от своей дурости страдаешь сам. – Шакал сочувственно вздохнул, а затем вдруг признался: – Сестра ее жива-здорова.
На голову Эрика будто вылили ушат ледяной воды. Он-то был уверен, что Эйдин давно стала абой!.. Неужели участь всех аматов миновала ее?..
– Как?.. – только и смог выдохнуть Эрик. Весь мир словно перевернулся с ног на голову.
– Спустя три года, после того как Эйлит закрыли в ящике, она стала магом. Я был там, когда это случилось, и сам все видел.
Магом!.. Господи, да что с этой семейкой не так?!
– Не смотри на меня так, Циглер. Знаю, звучит так себе, но я не вру. Как только она стала магом, ей дали другое имя и велели хранить молчание до конца дней о том, кто ее семья, – терпеливо пояснил Шакал. – Я стал одним из немногих, кто знает эту тайну.
– Она… она не искала сестру все это время? – Голова шла кругом, и Эрик еле находил слова.
– Ей сказали, что та умерла, – в его голосе послышалась горечь. Кажется, он был знаком с Эйдин куда ближе, чем говорил. Черт, Эрик все время забывал, что прошло двадцать два года! Ди уже давно не восьмилетняя девочка, а взрослая женщина, вернее, маг, даже старше его! – Что еще она могла сделать? Позже, года четыре спустя, Эйлит перевезли в другой Дом пользы, где она пролежала еще пятнадцать лет, прежде чем обнаружили, что за столько времени абы из нее не получилось.
– Поэтому вы вызвались привезти Эйлит сюда? Из-за сестры? – Эрик все еще не верил ушам.
– Отчасти. Это должно было стать моей последней миссией перед отставкой, – ответил Шакал совсем тихо. – Я найду ее, расскажу все как есть, а дальше пусть сама решает, что делать.
– Кто она?.. Морок? Или огневик?
– Этого я тебе сказать не могу, – ухмыльнулся черт. – Я дал клятву, Циглер, уж пойми.
– Простите, капрал… Я все еще не могу поверить, что такое возможно.
– Жизнь та еще блудница, Циглер, никогда не знаешь, чем она тебя удивит. Особенно жизнь в Нефере, – на этих словах Шакал поднялся. – Я рассказал тебе это, чтобы ты передал мои слова Эйлит. Она хорошая девчонка, и я не хочу, чтобы она свернула на кривую дорожку.
Эрик не стал уточнять, что морок подразумевал под «кривой дорожкой», и лишь согласно кивнул.
– А теперь мне пора спать, завтра в путь, – сказал Шакал. – Если не вернешься до рассвета, бывай.
Они пожалили руки, как старые друзья. На рассвете их пути разойдутся, чтобы когда-нибудь пересечься вновь.
Эрик не застал отъезда капрала. Всю ночь и весь последующий день он провел в лесу, изучая чащу шаг за шагом в надежде найти хоть какую-то подсказку, понять, куда Сирша могла отправиться. Однако перемещалась она явно по воздуху (как же еще, идиот), и никаких следов он, конечно же, не нашел.
А к обеду следующего дня и вовсе пошел дождь со снегом, однако Эрик упрямо бродил по лесу, тщетно пытаясь взять след. Делал он это скорее из упрямства и нежелания возвращаться в Марый острог, ставший чужим и тревожным. Он физически ощущал неприязнь к этому месту, словно дыхание чего-то необъяснимо ужасного на затылке, хотя вразумительной причины внезапно появившегося страха найти не мог.
Домой он вернулся в сумерках, лег в постель и сразу уснул. Даже боль в глазу, накрывающая внезапно, как штормовая волна, не смогла разрушить его крепкий сон. Проснулся лишь на следующий день к обеду, голодный как волк. Почему Сирша не разбудила его? Она ведь всегда будит его к завтраку, она…
О господи… Ее больше нет.
Тяжесть прошедших дней навалилась с новой силой, и Эрик едва заставил себя встать с постели. Он должен найти ее. Только непонятно, с чего начать.
В замке к нему теперь относились холодно, однако никто не рискнул высказать свое недовольство в лицо. Орин не разговаривал с ним, а кухарка, с которой Эрик неплохо ладил, попыталась выведать, что же все-таки произошло с Сиршей, но он отвечал односложно, без подробностей. Женщина лишь вздыхала и жалела их обоих, словно они были брошенными матерью котятами. В душе Эрик все еще надеялся, что сможет вернуть Сиршу. Вернуть и исцелить.
Так прошло еще восемь дней. На середине этого срока он собрал еды впрок и спустился с гор. Лубок и повязку Циглер снял, все же прошло три недели, кость должна была уже срастись, хотя он и не мог полноценно действовать рукой: некоторые неудачные движения отзывались ноющей болью. Эрик старался не нагружать ее, однако следовало возобновить тренировки с мечом как можно быстрее – хороший воин обязан пользоваться оружием одинаково хорошо обеими руками, а из-за долгого перерыва он утрачивал навыки.
На стволах деревьев и под ними лежала тонкая пленка снега, такого ровного, что жаль топтать сапогами. Эрик не узнавал лес, так изменившийся после первого дыхания зимы, очистившийся и спокойный, в сердце появилась новая надежда на то, что все образуется, как и говорил капрал.
Пока он бродил по лесу в одиночестве, ища хоть какие-то следы Сирши, у него было много времени подумать. В голову приходило много мыслей, как хороших, так и плохих. Больше плохих, конечно. Чаще он просто прокручивал события того дня. Испуганное лицо Сирши то и дело всплывало в памяти, да так отчетливо, что Эрик видел и каждую веснушку на ее носу, и крохотные пятнышки на радужке глаз. Он пытался сохранить этот образ подольше, пока время не стерло его окончательно.
Эрик Циглер скучал по ней. Боже, как скучал!..
Он бродил по лесу три дня и вернулся в Марый острог ни с чем. А на следующий день прибыли два солдата Теодора, и Эрик сразу почуял неладное.
– Граф приказал отвезти это в замок, – один из солдат протянул ему холщовый мешок с растекшимся пятном крови. – Ее бы положить в холодное местечко.
Дрожащий рукой Эрик принял мешок. Тот оказался куда тяжелее, чем был на вид. Циглер с тяжелым сердцем взял его и раскрыл, чтобы посмотреть.
Нет… нет, нет, нет, нет, нет!..
Слезы лились и лились из его единственного глаза. Он прижимал к себе мешок с головой Сирши и плакал как ребенок.
Глава 22
Эйлит
«Вы уверены, что Эйдин – ваша родная сестра?»
Слова наместника больно резанули по сердцу. Он не имел права на
