Книга Иные знания - Екатерина В. Коробова

…Это должен был оказаться первый по-настоящему погожий, солнечный день в этом году. Лайма разбудил мороз, добравшийся, кажется, до самых костей. Но небо в прорехах между деревьями выглядело прозрачно-синим, до краев наполненным радостью пробуждения от долгого зимнего сна. Лайм с трудом, едва разлепив глаза, поспешил сотворить согревающие творения и разжечь почти потухший огонь. Творения, отпугивающие диких зверей, которым его научили мастера-себерийцы, тоже иссякали. Пора вновь отправляться в путь.

Лайм замер на миг. Он словно слышал сквозь сон чей-то зов, отчаянный, полный страха и надежды, но почему-то твердо знал, что зовут не его. Что-то в этом печальном голосе из полузабытого видения заставляло сердце тревожно сжиматься.

Лайм давно уже не смотрел в наспех перерисованные карты и не пытался вспомнить ничьи слова с указаниями. Он чувствовал лишь свою Стихию и шел, ведомый ею. Земле Лайма вторила полная пробуждавшейся жизни, до поры укрытая снегом земля под его ногами. Казалось, опусти ладонь – и почувствуешь, как бегут внутри соки, стремятся пробиться сквозь толщу упрямые ростки, возобновляется неостановимый бег. Жизнь побеждала. И если сам Лайм был все еще жив – значит, и путь мог продолжаться.

…Это должен был оказаться первый по-настоящему погожий, солнечный день в этом году. Дарина никогда раньше не видела рассвет в горах, и зрелище совершенно заворожило. Розовые лучи опускались на тонкую пелену облаков поверх горных вершин. Замерев с широко распахнутыми глазами, Дарина ненадолго забыла обо всех переживаниях и горестях последних дней. Словно во всем мире остались только она и просыпающееся небо над величественными Острыми Хребтами, невероятные минуты вечности и бессмертия мира. Здесь было столько Воздуха, что казалось, будто Дарина и сама стала истинным творением – простором, силой и светом.

Опомнившись, она поспешила разбудить Кая и Литу, пропустила мимо ушей все недовольное ворчание и только указала на представшую картину. Растрепанная сонная Лита громко ахнула и поторопилась поделиться увиденным с Каем.

Дарина вновь повернулась к окну, боясь упустить драгоценные секунды. Больше всего ей сейчас хотелось, чтобы этот миг никогда не заканчивался, чтобы можно было сохранить его в себе, впитать, набрать полные ладони и спрятать куда-нибудь, где он никогда не исчезнет. И смотреть, смотреть, смотреть, позабыв, как дышать.

Но новый день вступал в свои права, очарование стремительно рассеивалось. Краем уха Дарина слышала, как Кай несколько раз просил Литу чуть поднять голову. Отвернувшись от окна, Дарина увидела у него в руках подаренный акваппарат.

– Ого, ты снимал! – обрадовалась она. – Здорово как, я даже не додумалась, только во все глаза глядела. Отлично должно получиться, такая красота. Покажешь?

Бледное, заросшее щетиной лицо Кая вспыхнуло румянцем. Он отвернулся, поспешно пряча акваппарат в сумку.

– Вообще-то, – сказал Кай куда-то в потертую спинку кресла, – я снимал тебя.

…Это должен был оказаться первый по-настоящему погожий, солнечный день в этом году. Зверозубы шагали тяжело, громко дыша, и с непривычки то и дело пытались обогнать друг друга. Скоро густая тень леса станет спасительной для их пушистых теплых шкур. Мик устал то и дело мысленно усмирять заигравшихся псов, и все же ехать на санях казалось куда проще, чем идти пешком. Вьюгу псы слушались лучше, но на его и Рут мысленные приказы реагировали отзывчиво и чутко, пусть и не всегда так, как нужно. В Искре – зверозубе Рут – еще оставался щенячий задор и неуклюжесть, Песня была послушнее и смирнее.

Над головой громко запела незнакомая птица. Рут прислушалась, сверилась с картой и показала рукой куда-то вправо. Мик кивнул. Лес звал все громче, направлял, предостерегал, манил в свое покрытое льдом и еловыми ветками сердце. В Чашу Леса.

«Яха-Ола, – в тысячный раз мысленно позвал Мик. – Я иду, и, если хоть в одном из миров я и правда твой сын, мне снова нужна твоя помощь».

В ответ – только треск сухих веток под мощными лапами зверозубов, крик далекой птицы, шум ветра где-то в вышине. Скоро и сюда придет настоящая весна, но там, куда отправляются Мик и Рут, этого не случится. За поворотом холод, снег, и лесная чаща, и долгая-долгая ночь перед рассветом.

Эпилог

1030 год по старому летоисчислению

Центральное книгохранилище

Из черновых записей Таины, сделанных во время работы в книгохранилище

Период с 1009 по 1011 год от сотворения Свода – сущий кошмар для изучения, особенно записи о Себерии. Сами себерийцы, понятное дело, почти не вели летописей, и редкие заметки, уцелевшие в пожаре тех лет, сейчас настоящая драгоценность и изучены вдоль и поперек. Сведения чтящих центрального книгохранилища, скорее всего, искажают правду, а участников событий почти не осталось в живых, и их рассказы зачастую противоречат друг другу. Сама Себерия фактически оказалась уничтожена.

Точно известно, что это был дикий, дремучий край, на десятки лет отстающий в экономическом развитии от Элементы. Местные жители промышляли охотой, рыболовством, собирательством, огромную часть товаров привозили из-за Рубежа. С Элементой велась торговля мехом, медом и травами. Когда империя закрыла этот торговый путь, начала процветать контрабанда. Почти полное отсутствие в Себерии творцов с мощью их Стихий значительно усложняло жизнь и быт. Средства передвижения себерийцев (упряжки со зверозубами) и лесные пешие тропы сильно уступали воздушным кораблям империи, система сообщений между разрозненными поселениями тоже была довольно неудобной: посыльные с письмами не могли сравниться в скорости с Летящей почтой. На тропах стояли небольшие сторожки, в которых путники могли передохнуть в случае особо длинной дороги, но это замедляло их еще сильнее.

Сейчас мы знаем, почему Аврум был так одержим завоеванием Себерии. Но в те годы, как хочется думать, это желание наверняка вызывало недоумение у жителей Элементы, хотя бы скрытое. Себерия не обладала особенно ценными природными ресурсами, кроме древесины, но в империи хватало и своих лесов. Бедная и дикая страна.

И все же было у себерийцев преимущество, которое делало их сильнее воинов Элементы. Они оставались непримиримы во всем, что касалось их края. Себерийцы были готовы проливать кровь за каждый шаг своих лесных троп и знали родную землю лучше, чем лица своих детей. Это и помогло им уцелеть.

* * *

…Как могло получиться, что из памяти людей стерся целый язык?

Жители Элементы знали, что исин существовал, повсюду встречали уцелевшие надписи на нем, но никто не мог их прочитать. Странно думать, что даже и не пытался, но