посидели у воды на острове Гранд Жатт. Плотно покушали под мартель, и хозяин, разложив карты, стал составлять маршруты наших поездок. Затруднения с переводом денег, и поэтому на Ницце и Каннах бы поставлен крест. Чуть расстроились, но утешились клубникой и прогулкой вдоль берега по аллее Клода Моне. Удивились целому дереву роз. И снова на ночь – железные жалюзи.
13 мая – ночью проснулся и никак не мог сообразить, где я, где дверь, где туалет и т. д. Затем очухался. Утренний призыв Эдика: «Выползайте в залу! Считайте, что вы в санатории». Ще уселась, как барыня, на диванчике, Эдик готовил, я подносил на стол. Счастливые, праздные минуты. К завтраку ТВ и газета «Экип».
Наконец, выехали на машине по-московски в 13.19 (по-парижски в 11.19). Как ритуал: Дефанс, кладбище, цветы Светлане. Далее оставили машину на Саблоне и на метро. Вкусный перекус в Макдональдсе. Потом по дороге еще выпили чаю с эклером с шоколадным кремом, – в Москве таких нет. И музей д, Орсе. И начали осмотр с экспозиции «Неоимпрессионизм. От Сера до Клее». Не будучи поклонником живописи, Эдуард определил картины предельно просто: то море, то речка. Но как?! Тот же «наш» Гран Жатт вырисовывался из мириады крошечных точек, прижатых друг к другу. Все они искрились и переливались светом. Стиль дивизионизм, так рисовали Шарль Ангранд, Тео Руссель, Максимильен Люс и многие другие. На их картинах все расплывается, вибрирует, бликует, мерцает…
Если возвращаться к названию экспозиции, то Жорж Сера – мастер мозаичных мазков, в которых преломлял реальность, то немецкий художник и график Пауль Клее разрабатывал свой странный, почти сказочный стиль, входил в группу «Синий всадник». В своем дневнике 1915 года Клее писал: «Чем ужаснее этот мир, тем абстрактнее искусство». Некоторые свои картины художник разрезал на части, из которых затем собирал новую, на манер коллажа.
Нацисты в Германии развернули кампанию против представителей «вырожденческого искусства», и Клее вынужден был уехать в Швейцарию, где его творчество погрузилось почти во мрак… Умер Клее в июне 1940 года.
Из д, Орсе на РЕРе (в Париже удивительные транспортные коммуникации) продолжили знакомство с городом. Пять часов гуляли и на бровях отправились на обед: пиво, грандиозный салат на оливковом масле, селедочка, цыплячий суп и т. д.
Да, днем был эпизодик из парижской жизни. Ще и Эдик отлучились за духами в магазин, а я остался на переходном островке один, ожидая их возвращения. И тут на красный остановилось авто, и молодая женщина (путана?) вперилась в меня глазами и стала посылать знаки губами и пальцами и даже начала сосать один из них, сверкая глазами: ну, давай быстро садись в машину и поехали!.. «Интересно, а сколько это стоит? – думал я, никак не реагируя на призывы, удивляясь тому, что не Булонский лес, не вечер, а утро и оживленный проспект Шарля де Голля, и на тебе! Зажегся зеленый свет, женщина со злобою опустила тонированное стекло и умчалась дальше. Я рассказал со смехом об этом своим спутникам, на что Эдуард спросил: «На ходу придумал?» – Нет, не придумал. Но такой откровенный призыв встретил впервые в жизни…
14 мая – с утра сероватый день, без солнца, но с дождичком. На завтрак сосисочки (но какие!), мазарелла, трюфели, сок… Долго соображали, куда поехать? Решили в Дефанс, в огромный торговый центр что-то прикупить. Прикупили. Посидели в кафе. Вернулись. Обед. Сон. И это парижская жизнь?! Вечером поехали на Елисейские Поля, присоединились к праздной толпе белых, черных и цветных. Потом подземный паркинг, и на машине с ветерком до площади Согласия – до Конкорд (Place de la Concorde). Образец классицизма, создана в 1757 году, и ее украшала статуя Людовика XV, после революции вместо памятника поставили гильотину. А в 1856 году на площадь пристроили египетский обелиск из Луксорского храма в Фивах, ему более 3 тысяч лет и весит он, как гласит справочник, 220 тонн. Колонну везли из Египта во Францию два года по морю, а потом еще два года из Тулона в Париж. Короче, в Париже все представляет собою увлекательную историю. Говорящие памятники, дворцы, здания, мосты, парки…
С площади Согласия – к Эйфелевой башне, и именно в тот момент, когда она стала зажигаться и засветилась огнями. На сон отправились в час тридцать, отвергнув предложение хозяина: «Не хотите ли покушать?..»
15 мая – воскресный день. Брился, бегая из ванной в коридор к зеркалу. Четко поставленная цель: по дороге А-13 в Руан. В 12.20 выехали, а в 15.10 остановились уже в Руане, у мэрии и огромного собора. Руан – старинный город, когда-то столица Нормандского герцогства. Готический собор XIII–XVI веков. Много архитектурных строений в стиле «пламенеющей» готики. Руанский собор многократно рисовал Клод Моне. Руан – это Жанна д, Арк, Руан – это Флобер и Эмма Бовари. Сена, город-музей, фахверковые дома, здесь 30 мая 1431 года сожгли Жанну д, Арк. А еще знаменитый фаянс…
После осмотра части города устали и зашли в ресторанчик, где у входа стоит памятник Флоберу. Писатель в расстегнутой куртке, с бантом, одна рука в кармане, лицом обращен вперед. Посмотрел я на Флобера, повздыхал, а далее за стол, по Северянину: «Гарсон, съимпровизируй блестящий файф-о-клок!..» Нет, какое-нибудь вкусное второе блюдо с пенящимся пивом. Сфотографировались у фанерной фигуры Жанны д, Арк, и в машину. Ехали два с половиной часа обратно и, конечно, опять заблудились. А заблуждался ли Флобер? Сохранились записки писателя, – он страдал от объедания в Руане. А потом перебрался в Круассе под Парижем и по неделям не выходил из дома. Сартр написал книгу о Флобере – «Идиот в семье», и был в ней безжалостен к писателю. Ну, и вспомним знаменитый «Лексикон прописных истин» Флобера:
«Блондинки – более пылки, чем брюнетки».
«Брюнетки – более пылки, чем блондинки».
16 мая – день отдыха на Гран Жатт. Приходили в себя после поездки в Руан. Помывочка. Нескончаемая трапеза. Клубника. И половодье всяких разговоров. И до Парижа долетело печальное известие: умерла 57-летняя Наталья Гундарева, которая мне очень нравилась как женщина, мой типаж. Не блондинка, не брюнетка, а шатенка.
Объедались фруктами, гуляли по острову. Не Париж, а какой-то Звенигород.
17 мая – утром вылезли из неудобной спальни, как медведи из берлоги. Эдик поет на кухне: «Ах, какие на Волге закаты!..» И это на Сене.
Долго собирались и поехали: машина, метро, РЕР и – Люксембургский сад, о котором так завлекательно пел Джо Дассен. Сначала кафе: коньяк на
