не привыкну к машинам без водителя.
Карен Харден улыбается и похлопывает меня по руке.
– Сколько лет, сколько зим.
– Вы вернулись в Кастин, – говорю я.
– А, да. Местный всегда остается местным.
Мимо проносятся осенние пейзажи.
– Вы тут в полиции?
– Вышла на пенсию. Знаешь, хорошо ничего не делать!
– Нет, – честно отвечаю я, – не знаю.
– Что ты снова здесь делаешь?
– Пишу книгу.
– Сейчас сюда приезжает много писателей, – говорит она, качая головой. – Ужасная история приключилась с этим беднягой. Знаешь, у меня бы возникло больше вопросов по поводу его смерти.
– У вас там вандалы в бухте завелись, – говорю я, чтобы сменить тему. – Дети.
– Я видела. Даже в газете статью написали.
– Вы знали его? – внезапно для себя спрашиваю я. – Ская Монтегю? Какой он был? – Почему-то мне захотелось узнать, каким человеком он стал.
Офицер Харден задумывается, поджав губы.
– Отстраненный, – наконец, произносит она. – Но добрый. Никогда не отказывался поболтать с теми, кто приезжал поздороваться. Многие из них проделывали долгий путь. Мне кажется, он грустил.
В центре Кастина шумно; я понимаю, что сегодня суббота. Карен Харден высаживает меня у главного магазина. Со времен моей юности он сильно изменился. Раньше это был маленький семейный бизнес, а теперь – часть крупной сети. Зеленые буквы на фасаде сияют в осеннем свете. И я вспоминаю о надписи.
– Все в порядке?
– Да, конечно, – отзываюсь я, отрывая глаза от вывески. – Спасибо, что подвезли. Приятно было снова вас увидеть. – Я хлопаю дверью и выскакиваю наружу.
В магазине хватаю фунт кофе и сразу бегу к стойке с журналами. Фотография не на первой полосе, а на странице номер пять. Наверное, сняли с лодки.
На ней коттедж и бухта. Если прищуриться, можно даже рассмотреть мой рабочий стол под кленовым деревом. Небольшое пятнышко. Под ним – исписанная краской скала. Я присматриваюсь внимательнее. Надпись, сделанная детской рукой, оранжевая, а не зеленая. Написано «Майки 222».
Я проверяю дату. Ошибки быть не может, газета сегодняшняя.
Покупаю газету и выхожу на центральную улицу. Я продолжаю смотреть на заголовок при дневном свете, надеясь, что он поменяется. Но ничего не происходит. Субботняя толпа перемалывает меня. Кто-то пихает меня в локоть.
– Осторожнее! – говорю я (возможно, слишком резко), оборачиваюсь и вижу копну кроваво-красных волос. Харпер. Это она. Я везде ее узнаю: эту прямую спину, ее походку, как будто она готова пройти сквозь любого, кто встанет у нее на пути.
– Харпер! – кричу я. Но ее уже нет, скрылась за семейством из усталого на вид отца, тянущего за собой двоих детей. Когда я прохожу мимо, отец одаривает меня подозрительным взглядом.
Я бегу по улице, обгоняя и толкая людей. Наконец, вижу вспышку чего-то рыжего на углу темной узкой улицы, прямо рядом со старым рыбным магазином. Когда я туда добираюсь, никаких следов Харпер уже нет. Упираюсь ладонями в колени и пытаюсь отдышаться, а по моей руке пробегает стреляющая боль. Осторожнее, думаю про себя. Сначала нужно закончить книгу.
Я использую драгоценные минуты, оставшиеся на моем тарифе, чтобы вызвать такси до Свистящей бухты. Только когда я уже стою под вывеской центрального магазина и жду машину, до меня доходит, что Харпер, наверное, покрасила волосы в первоначальный цвет. Когда я видел ее на днях, волосы у нее были почти седые.
Меня будит гроза. Молния сотрясает ночное небо и сверкает так ярко, что все в спальне становится черно-белым. Рядом со мной – тихое дыхание. Я в отчаянии хватаюсь за него. О, дай мне все исправить. Будь здесь. Будь собой. Эта рука, ласкающая мою грудь…
Она стоит рядом с кроватью. Женщина из моря. Вода стекает по ее волосам и одежде. Синева ее платья черна, как вино в электрическом свете, но я вижу родимое пятно на ее голом плече.
– Кто ты? – шепчу я.
У нее открывается рот, и оттуда мощным прямым потоком бьет вода, переливаясь в сверкающем свете. Выглядит так, будто ей в горло всадили нож. Она задыхается и кричит, но вода все льется и льется, громко обрушиваясь на простыни и пол, как из пожарного шланга, разбрызгивая крошечные туманные капельки. Над ее разинутым в ужасе ртом – умоляющие глаза. Спаси, – ясно слышу у себя в голове.
Я падаю на пол. Влага впитывается в простыни, обвившие мне ноги. Я отрываю от пола мокрое лицо. Весь пол – в блестящих маленьких лужицах. Облизываю губы и чувствую соль.
Спаси, – шепчет она мне в ухо. Запах усиливается. Влажная ткань, морская соль и легкая нотка гниения. Что-то сияет на полу. Мокрый песчаный след. Я медленно поднимаю взгляд.
Женщина уже надо мной, распласталась на потолке.
Спаси, – говорит она, и что-то капает мне на плечо.
– Кто ты? – спрашиваю снова. Я слышу слезы в своем голосе, но внутри слова отдают страхом.
Она поднимает палец. Я вижу, что он согнут под странным углом, как будто сломан. Женщина начинает выписывать буквы в воздухе. Они горят ярким люминесцентным зеленым, как солнечный свет в воде.
«Ребекка», – пишет она своим искалеченным пальцем. Слово колышется, как море под ярким небом.
Я вспоминаю молодую, светлую спортивную женщину с фотографии, сделанной много лет назад. Достаю телефон и ищу архив телевизионных новостей. На экране быстро появляется картинка. Вот она, Ребекка Бун. Я издаю облегченный вздох. Я прав. Что бы это ни было, это не она – и совсем непохоже на задумчивую молодую женщину, прислонившуюся к подоконнику.
– Ты врешь! – кричу я. – Ты не она!
Она продолжает парить надо мной.
– Может, ты ищешь кого-то другого? – спрашиваю я. – Свою семью? Я точно не тот, кто тебе нужен. – С призраками вообще такое бывает? Чтобы они попали не по адресу? – Кто ты?
Она снова указывает на имя. Ребекка.
Господи, я лежу на мокром полу и спорю… с чем?
Беги, – думаю про себя, – просто убирайся отсюда. Сначала ноги меня не слушаются; я ползу к двери, пока она парит за моей спиной.
