class="stanza">
С тобой сама история, ты вправе
Учить потомков неподдельной славе.[70]
Орудж-бей поинтересовался, кто автор.
– Не скажу. Но не сомневайтесь, что это человек тонкой, чувствительной души.
Адресат посвящения заподозрил, что автором является сам его собеседник, ибо в последнее время Орудж-бей только с ним и делился своими думами о родине.
– Благодарствую автору, кто бы он ни был… ладно, скажи-ка мне, что слышно о королевском дворе?
Он знал, что Гаспар близок с алькальдом города маркизом Фальцесом.
– Затишье, – пожал плечами тот.
– Может, перед бурей…
Показалось, что друг чего-то не договаривает.
Он не стал допытываться.
…Его ждала встреча с Анной. Может быть, подарить ей что-нибудь? На память. На долгую… вечную память…
К ним подошла та самая дама в черном платке и, отвела его в сторону, шепнула, что госпожа придет в субботу вечером по указанному адресу. «Она сообщит вам важную новость», – добавила она, и, подобрав подол платья, торопливыми шагами удалилась.
Гаспар проследил за ней взглядом:
– Бежит как от красношапочников[71].
Оба рассмеялись.
Гаспар после паузы:
– А я знаю ту сеньору?
– Знакомство с ней дорого обходится.
– Вот оно как…
– Ты бы помог мне купить стоящий презент, – погодя сказал Орудж-бей.
– У меня есть приятельница из ювелирной лавки. Придумаем.
С неба, из-за низких туч донеслось тревожное курлыканье журавлей. Они летели вдогонку за теплом – на юг.
Орудж-бей всмотрелся в небо, но не разглядел ничего.
Вспомнил, как в детстве, взобравшись на бугорок возле дома, он любил глядеть на перекликающихся высоко в небе этих беспокойных пернатых странников.
Защемило сердце, заныло. – Пойдем в таверну! – сказал он.
XXVIII
Перстни, не дошедшие до адресата. Смерть дона Гаспара. Лук сеньора Эспинозы. Финал
Коридоры и залы «Пиментеля» пропахли едким запахом лука. Все, от короля до слуг, знали, что этим благоуханьем они обязаны дону Диего Эспинозе. Он имел обыкновение перед обедом вкушать растолченный, налившийся соком репчатый лук. Верховный инквизитор основательно подготовился к предстоящей процедуре и прополоскал рот розовой водой, но так и не устранил лучной запах.
Дело было серьезнейшее.
Проповедь о торжестве веры, о привлечении мусульманской знати под сень Христа, о превосходстве католичества перед православием и протестантством могли подвергнуться опасной дискредитации. Это был вопрос политики. Потому надлежало представить инцидент с убийством в ином свете, как деяние новообращенного христианина, который поддался наущениям дьявола. Учитывая реноме кызылбаша, не представлялось возможным приговорить его к публичному аутодафе.
В зале совещаний короля кроме его величества находился герцог Лерма, настоятель королевского церковного прихода святой отец Альваро, шеф «Эрмандады» сеньор Умберто Уседа.
Алькальд и начальник жандармерии не были вовлечены в разбирательство, так как король не очень доверял им.
– Как вы полагаете, какая чаша весов перевешивает в этом печальном случае: вина или беда? Грех или смягчающие обстоятельства? Как-никак, я довожусь ему крестным отцом, – сказал король после долгих прений, желая подвести черту. И обратил взор на настоятеля: он занимался посвящением неофита в каноны и догматы католичества. Он благословил и вершил обряд крещения.
– Да убережет Господь Вас и Ваш престол от недобрых людей, зла и козней! Вас крестный сын после покаяния совершил не один грех, а два. Он не только обманул церковь, опорочил имя христианина, но и злоупотребил Вашим благорасположением и покровительством. Собственноручно обагрил руки кровью почтенных лиц… И вот еще книга, которую он писал на родном туземном языке, где он проговорился словами о «временном отречении от веры». Такого нет в нашем священном писании. Нет такого допущения и в их вероучении. Во всяком случае, я не читал. Нельзя быть единым в двух лицах. Либо ты католик, либо нет. Потому я вижу в его деянии сатанинское двурушничество и считаю его грех тягчайшим.
Каноник утер платком взопревшее лицо.
Король перевел взгляд на герцога.
– Положа руку на сердце, скажу, Ваше величество, дон Хуан – человек почтенный и именитый на своей родине. Очевидны его доблести, недюжинный ум… Но я с самого начала сомневался в мотивах его перевоплощения в христианина, учитывая благополучное положение в обществе и успешную карьеру. Но я полагал, что свободная жизнь в просвещенной Европе может действительно понравиться выходцу из косной и дикой туземной среды… не исключая и столь благосклонного внимания прекрасного пола к нему, чем он успешно пользовался… Признаться, ваше величество, я закрывал глаза на его легкомысленные похождения во имя нашей высшей миссии… Но впоследствии выяснилось, что он изворотливый и лукавый азиат…
И дон Франциско, поклонившись, сел.
– А как смотрит на это дело святейший кардинал?
– Церковь сказала свое слово, Ваше величество. Что касается кары, то мне думается, публичная экзекуция – не лучший выход. Он все-таки носит крест… Крест, освященный Вашим величеством… Думается, с этим делом лучше управится дон Умберто. Легко и без шума…. – кардинал, высказавшись, стал поглаживать свою трость.
Дон Умберто был лаконичен:
– Всегда к вашим услугам, Ваше величество. – Наши реки умеют хранить тайны.
Король задержал на нем взгляд:
– Реки могуть обмелеть и засохнуть, а земля – нет…
Монарх мановением руки дал понять, что все свободны. Все приглашенные поднялись.
– Ваше святейшество, – губы короля тронула улыбка, – советую вам меньше употреблять лук. Лучше пахнуть ладаном, чтобы пугать чертей…
Реплика вызвала смех.
– А вы, – король обратился к Умберто Уседе и герцогу Лерме, – задержитесь.
* * *
Бежать, думал Орудж-бей. Пока гром не грянул, бежать. Вырваться.
Он чувствовал, что над ним сгущаются тучи.
Надо найти человека, который мог бы тайком переправить его в Лиссабон. Оттуда нетрудно сесть на корабль, следующий в Средиземное море. Но кому довериться?
Дон Диего, дон Алонсо, где вы, куда запропастились?
И контора Николаса на замке…
Расставшись с Гаспаром, он медленно брел к улице Растро. Его нагнала карета, и кто-то окликнул:
– Эй амиго! – Он оглянулся.
Буньяд-бей! Он выглядел не так, как в прошлый раз в трактирном угаре.
Бодренький, веселый, рядом – две куртизанки. Карета замедлила ход. Буньяд-бей соскочил на землю. Подошел, поздоровался, взял под руку.
– Что ты один плетешься? Нос повесил… Садись с нами, махнем в таверну… Погуляем… Жить надо, жить, дружище! Срывать цветы удовольствия… Все остальное – чушь! Деньги, злато-серебро…
Наверно, ему подфартило.
Орудж-бей знал его характер. Сегодня он мог говорить одно, завтра запеть по-другому, без царя в голове.
– Ну, пошли, поехали со мной! Ну что ты уперся? Или тебя не радует успех друга?
– Да нет. Дело не в этом…
– Что-нибудь случилось?
Похоже, Буньяд-бей не знал о смерти посла. Где его носило? Видно, только
