— Это объясняет, — пробормотал Лейн, — почему де Витт отказывался сообщить нам, с кем собирался встретиться. Он молчал о Крокетте из страха, что тот в панике раскроет все грязные подробности уругвайской истории, и Стоупс знал, что де Витт будет молчать.
Фактически, — задумчиво продолжал актер, — меня постоянно удивляли дерзость и изобретательность Стоупса. Ведь это не были crimes passionels,[68]импульсивные и чисто эмоциональные — они были хладнокровными, расчетливыми и взлелеянными годами страданий. В этом человеке есть семена величия. Вспомните, что ему пришлось сделать во время второго преступления. Он должен был встретить Крокетта на верхней палубе в облике Вуда, оглушить тупым орудием из саквояжа, надеть свою одежду на Крокетта, а самому облачиться в одежду Никсона, также лежащую в саквояже, бросить за борт старую одежду Крокетта, прикрепив к ней груз из того же саквояжа, подождать, пока «Мохок» подойдет к уихокенскому причалу, и столкнуть с палубы тело Крокетта, чтобы его раздавило о сваи, затем незаметно спуститься на нижнюю палубу уже в роли Никсона и присоединиться к выкрикам: «Человек за бортом!» Это была работа смелого и толкового человека! Конечно, рискованный трюк с переодеванием упрощало то, что Стоупс проделал четыре поездки через реку, вероятно использовав первые три, чтобы оглушить Крокетта, переодеться, избавиться от старой одежды Крокетта и так далее, то, что на этом пароме пассажиры редко поднимаются на верхнюю палубу из-за краткости рейса, а также то, что ему некуда было торопиться, так как в случае надобности он мог совершить и восемь поездок, а полиция все равно ждала бы в Уихокене. Лейн слегка коснулся горла. — Очевидно, я изрядно растренировался — было время, когда я мог часами упражняться в ораторском искусстве без всяких последствий… Продолжим. — Он кратко рассказал о находке в Уэст-Инглвуде в ночь убийства де Витта одного из угрожающих писем, которые Стоупс отправил де Витту несколькими месяцами ранее, и передал письмо гостям для обследования. — Конечно, — добавил он, — я раскрыл дело до того, как нашел письмо, так как уже знал, что Вуд и Томпсон — одно и то же лицо. Но письмо было важно с юридической точки зрения. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы убедиться в идентичности почерка Стоупса почерку Вуда, который я помнил по тексту и подписи на удостоверении кондуктора трамвая. Повторяю, совпадение почерков не являлось необходимым для дедуктивного вывода — оно служило всего лишь юридическим доказательством.
Но теперь я столкнулся с важным для обвинения аспектом моего решения. Знать, что Вуд, Стоупс и Томпсон одно и то же лицо, было одно, но доказать это — совсем другое. Поэтому я попросил Хуана Ахоса затребовать у уругвайских властей фотографию отпечатков пальцев Стоупса. Когда арестовали Томпсона, первое, о чем я попросил вас, инспектор, — это взять у него отпечатки. Вы сделали это, и они в точности совпали с фотографическими отпечатками Стоупса. Таким образом, благодаря идентичности отпечатков, я получил юридическое доказательство, что Томпсон — это Стоупс, а благодаря идентичности почерков, что Вуд — это Стоупс. В результате элементарного алгебраического действия получается, что Томпсон — это также Вуд. Дело было завершено.
Он продолжал с новой энергией:
— Конечно, остались оборванные нити. Как Стоупсу удалось создать и поддерживать свои обличья таким образом, чтобы физически держать их порознь? Признаюсь, это все еще ставит меня в тупик.
— Стоупс объяснил нам, — сказал окружной прокурор. — Это оказалось не так трудно, как кажется. В качестве Вуда он работал с 14.30 до 22.30, а в качестве Томпсона — с полуночи до 1.40 на кратком железнодорожном рейсе. Как Вуд он жил в Уихокене, где было удобно переодеваться и гримироваться перед работой на поезде, а как Томпсон — в Уэст-Хэверстро, последней остановке на маршруте поезда, где проводил остаток ночи, а утренним поездом возвращался в свое уихокенское жилище уже как Вуд. Личиной Никсона Стоупс пользовался редко. Что касается ночи убийства на пароме, то Стоупс выбрал ее потому, что она была выходной у Томпсона. Как видите, все просто… Маскировка тоже не составляла особого труда. Как вам известно, Стоупс лысый. Как Вуд он носил рыжий парик, а как Томпсон оставался в «натуральном виде». Для преображения в Никсона у него было больше времени, и он мог делать что хочет. Как я говорил, это бывало редко.
— А Стоупс объяснил, — с любопытством спросил Лейн, — как он умудрился обзавестись сигарой, которую подложил в карман на теле Крокетта, чтобы обвинить де Витта?
— Этот тип объяснил все, — проворчал Тамм. — Кроме того, как вы раскрыли эти чертовы преступления, чему я до сих пор с трудом могу поверить. Он сказал, что незадолго до убийства Лонгстрита де Витт угостил его в качестве проводника Томпсона сигарой. Богачи часто так делают и напрочь об этом забывают — что значит для них сигара за один доллар? Стоупс сохранил ее.
— Конечно, — добавил Бруно, — Стоупс многое знать не мог. Например, причину постоянных ссор Лонгстрита с де Виттом.
— Думаю, объяснение достаточно простое, — сказал Лейн. — Де Витт был неплохим человеком, но в броне его морали было одно слабое место. В молодости он находился под влиянием Лонгстрита и, вероятно, сожалел о своем участии в заговоре против Стоупса. Мне кажется, де Витт упорно пытался порвать как деловые, так и личные отношения с Лонгстритом, но тот, по какой-то причуде садистской психологии и потому, что де Витт служил надежным источником дополнительного дохода, отказывался, держал давний заговор над головой де Витта, как дамоклов меч. Меня бы не удивило, если бы Лонгстрит угрожал рассказать обо всем Жанне де Витт, в которой отец души не чаял. В любом случае это объясняет их ссоры, готовность де Витта финансировать беспутства Лонгстрита и терпеливое отношение к неприкрытым оскорблениям со стороны партнера.
— Похоже на правду, — согласился Бруно.
— Что касается Крокетта, — продолжал Лейн, — нюансы плана Стоупса очевидны. Поскольку Крокетт убил жену Стоупса, тот припас для него самую ужасную из трех смертей. Хотя изуродовать лицо Крокетта было необходимо для Стоупса, чтобы выдать его труп за труп Вуда, то есть за свой собственный.
— Помните, — задумчиво промолвил Тамм, — когда фото прибыло в «Гамлет», мистер Лейн, я впервые услышал имя Мартина Стоупса и спросил у вас, кто это. Вы сказали, что Мартин Стоупс ответствен за смерть Лонгстрита, Вуда и де Витта. Не ввели ли вы меня в заблуждение, включив в перечень Вуда? Как мог Стоупс убить Вуда, когда он сам был им?
Лейн усмехнулся:
— Мой дорогой инспектор, я не говорил, что Стоупс убил Вуда. Я сказал, что он ответствен за исчезновение Вуда с лица земли, что было истинной правдой. Убив Крокетта и облачив его в одежду Вуда, он навсегда избавил себя и мир от личности Вуда.
Трое мужчин сидели молча, погруженные в раздумья. Огонь разгорался ярче, и Лейн закрыл глаза. Бруно вздрогнул, когда Тамм громко хлопнул ручищей по бедру. Склонившись вперед, инспектор коснулся плеча Лейна, который открыл глаза.
— Я знал, что вы что-то упустили, сэр! — воскликнул Тамм. — Есть одна вещь, которую я до сих пор не понимаю, и вы ее не объяснили. Этот фокус-покус с пальцами де Витта. Вы сказали, что никогда не верили, будто скрещенные пальцы связаны с суеверием. Так что же они означали?
