В июне 1943 года восемнадцатилетний Курт стал призывником. Многие молодые еврейские беженцы его возраста горели желанием помочь союзникам сокрушить немцев. Для этого они, как правило, вступали в Пионерский корпус; в начале войны это было единственное подразделение, принимавшее в свои ряды «иностранцев из недружественных стран». К концу войны в него вступил каждый седьмой еврейский беженец, но только не Курт.
Родители же его, насколько я могу судить, после эпизода с островом Мэн тихо и спокойно переживали войну, обходясь весьма скромными средствами, и внимательно следили за тем, что происходило в Европе. Гуго работал, насколько позволяли ограничения военного времени и содержание маленькой синей брошюры. Потом я узнала, что он был в Лондоне помощником пекаря и кондитера. Представляю себе, как стоически мой дедушка принял этот удар судьбы и как переживала бабушка из-за такого обрушения социального статуса.
Иногда до них доходили новости из Инсбрука. 20 декабря 1943 года, скорее всего, со смешанными чувствами Курт прочел в Oxford Mail о дневных воздушных бомбардировках города. Гуго вклеил вырезку из газеты в фотоальбом, подготовленный им для рекламы кафе. Они, наверное, думали, что такому же риску подвергалась их фабрика по производству варенья, расположенная неподалеку от крупного транспортного объекта – железнодорожной станции. И в самом деле, она пострадала от прямого попадания. Возможно, они не знали, что такая же участь постигла и кафе, и дом на Андреас-Гофер-штрассе. Уцелела лишь вилла, расположенная чуть поодаль от центра Инсбрука и все еще занятая гауляйтером.
Но мало того, что здание кафе превратилось в груды битых кирпичей. Его репутация при новом владельце-нацисте сильно пошатнулась.
18
Заливные угри
Инсбрук, Австрия, 2019 год
Я опять в земельном архиве: просматриваю папки, связанные с кафе. Хочу разузнать, что с ним происходило в военные годы, после арианизации под контролем приятеля гауляйтера Гофера, Франца Гебля.
Рассматривая архивную фотографию (см. с. 395), я замечаю, что для привлечения новых посетителей – нацистских офицеров – Гебль изменил предназначение первого этажа, где при Гуго продавали шоколад и засахаренные фрукты. При кафе «У Гебля» есть теперь бар «У Гебля». Он открывается 24 декабря 1938 года, в том же месяце, когда бывший владелец кафе прибывает в Англию в статусе беженца.
Множество еврейских компаний и предприятий было насильственно ликвидировано в 1938 году, но Гебль, заполучивший кафе, хотя бы разбирается в сфере гостеприимства и умело управляет одним из лучших заведений Инсбрука. В автобиографии, собственноручно написанной Геблем в 1942 году, он, несколько преувеличивая, рассказывает, с каким рвением «в буквальном смысле слова трудился день и ночь, так как на кафе висел огромный долг и, чтобы погасить его, важен был каждый грош».
Гебль, стремясь подчеркнуть свою рабскую преданность нацистскому режиму, описывает себя разносторонним человеком: он не только управляет кафе, но и часто оказывает услуги SS и даже много раз просил отправить его на фронт. Но по мере чтения архивных документов передо мной начинает вырисовываться нечто куда более интригующее.
К 1942 году в Берлине начинают циркулировать слухи, что кафе «У Гебля» активно действует на черном рынке. Назначается антикоррупционная комиссия, и она подтверждает, что кафе действительно подторговывает товарами, распределяемыми по карточкам, и вообще всяческим дефицитом. Под личиной истинного нациста Гебль незаконно снабжает своих измотанных войной посетителей. Гебля берут под арест за вымогательство и незаконную торговлю. Во время войны это очень серьезные обвинения.
Я, юрист, люблю ясность. Поэтому и начала изучение дела против Гебля с того, что сопоставила надежность его утверждений о готовности пожертвовать своей жизнью на фронте и то, что я узнала о его делах, через которые проявлялся его характер.
Да, он всячески старался отождествить себя с нацистским режимом, но мало что подтверждало, что он был готов отдать за него жизнь. Служа в транспортном подразделении, Гебль побывал во многих местах захваченной нацистами Европы, в том числе и весьма мрачных – Кракове, Берлине, Ораниенбурге, Бухенвальде и Голландии, – но занимался в основном перегонкой автомобилей. А значит, Гебль не только помогал Гитлеру вести войну, но и имел огромные возможности доставлять дефицитный товар из тех районов, где распределение было пока менее строгим, чем в Инсбруке.
Так как Гебль все время был в разъездах, в кафе заправляла его жена, Берта. Почти половину его работников призвали на военную службу, а у Геблей был маленький ребенок, требовавший заботы, поэтому сама Берта страшно уставала. Сославшись на свое сложное положение, Гебль обратился к властям гау с просьбой закрыть половину кафе, но, по его словам, получил отказ. Думаю, причина была та, что кафе считалось в Инсбруке местом, весьма важным для подъема морального духа.
В автобиографии Гебль утверждал, что был вынужден нанимать в кафе «иностранных работников», правда считая это крайне нежелательным. Он описывал, как посетители постоянно спрашивали у него что-нибудь такое, чего он уже не мог достать в Инсбруке. Они якобы говорили Геблю, что все то же самое можно найти и в других местах, и в то же время начали жаловаться на качество того, что продавалось в кафе. Гебль рисовал себя человеком, обязанным выполнять требования таких клиентов. Как он выразился, «это создало мне репутацию нациста и породило сомнения в способности к ведению дел».
Если верить Геблю, многие из тех, кто работал в одной с ним сфере, считали чудом, что он вел свой бизнес на таком высоком уровне, успевая при этом исполнять обязанности офицера SS; а чудо, по его словам, стало возможным только потому, что все силы и время он посвящал кафе, совершенно забросив семью.
В феврале 1942 года Гебля попросили переехать в Берлин, где находилось другое подразделение военно-транспортного управления. Он утверждал, что тогда снова безуспешно попросился на фронт. Вместо этого Гебль продолжил поддаваться искушениям в разных уголках рейха. 19 сентября 1942 года его арестовали. В тот же день его жена произвела на свет их второго, недоношенного сына.
Геблю предъявили целый список тяжелых обвинений. Там фигурировали и растрата, и уклонение от службы в армии, и подделка документов, и неуплата налогов, и махинации с валютой, и нарушение таможенных правил. Самым серьезным в условиях военного времени была покупка 14 750 бутылок шотландского виски и 200 бутылок сотерна в Голландии, которые он перевез сначала в Кельн, а потом в Инсбрук. Кроме того, его обвиняли в закупках консервированных персиков, слив, анчоусов, ветчины, маринованного лука и миндаля, которые он сам возил на армейском грузовике в Люблин, а оттуда поездом отправлял в Инсбрук.
