познакомились, когда ваш самолет разбился.
Я кивнула:
— Пора идти?
— Да. — В его глазах читалось сдержанное сочувствие. — Сестра так и не приехала?
Я еще раз окинула взглядом толпу и покачала головой.
— Простите, но ждать нельзя.
— Понимаю.
На языке вертелся отказ; я хотела остаться и помогать до самого конца, но потом вспомнила лицо Нейта, когда мы прощались.
Я не смогу ни думать, ни сосредоточиться, я не пройду и десяти шагов, если не буду уверен, что ты летишь в безопасное место.
Одиннадцать дней он рисковал жизнью, чтобы меня защитить.
Пускай я не смогла вернуть Серену, помочь ее переводчику, помочь… всем этим людям. Но я могла выполнить волю Нейта, чтобы он перестал обо мне тревожиться.
— Хорошо, — кивнула я, взяла визу Таджа и передала ее сидевшему рядом сотруднику посольства. Надела рюкзак и посмотрела в глаза человеку, которого Нейт за мной послал. Которому он доверил мою жизнь. — Я готова.
На самом деле я не была готова, но согласилась пойти. Ради Нейта.
Потому что он любил меня. Он три года носил с собой мое кольцо. Он вытащил меня из тонущего самолета. Однажды я его отпустила и с тех пор жалела об этом каждый божий день.
Я пошла за своим безымянным спутником, не пытаясь закрыть глаза на страдания и страх на лицах попадавшихся мне по пути людей. Я внимала происходящему и запоминала все лица, позволяя им отпечататься в своем сознании, ведь рядом не было Серены, чтобы их сфотографировать.
— Если я захочу отдать свое место другому, вы мне не позволите? — спросила я, когда мы вышли на взлетное поле.
— Я пообещал вашему другу, что привяжу вас к креслу, если вы не захотите лететь. — Он улыбнулся краешком губ. — А я, в отличие от него, не могу похвастаться высокими моральными качествами. Поверьте, я так и сделаю.
Мы шли по раскаленному бетону, и сквозь волны жара я бросила последний взгляд на горы, которые показались мне такими красивыми, когда мы приземлились здесь одиннадцать дней назад.
За одиннадцать дней мой мир встряхнулся, как снежный шар. Теперь я могла лишь смотреть, как опускаются снежинки, и надеяться, что снегопад не изменит окружающий ландшафт до неузнаваемости.
Мы молча направились к высокому металлическому забору с защитой от ветра, и я пожалела, что не умею разделять работу и жизнь, как Нейт. С каждым шагом отдаляясь от сестры и Нейта, я остро ощущала потерю. Как я могла покинуть двух людей, которых любила больше всего на свете?
Мой спутник кивнул охраннику; тот распахнул левую створку массивных ворот и дал нам пройти.
За забором стоял серебристый самолет без опознавательных знаков.
— Это тюнингованный «Геркулес», — объяснил мой спутник, хотя я не спрашивала.
— Красивый, — ответила я, не зная, что сказать.
Он рассмеялся:
— Вы и впрямь политик, да?
— Не совсем. — Если я и пошла в политику, то по личным причинам.
Он помог мне подняться по трапу и зайти в самолет, оснащенный не только кондиционером, но и примерно десятью рядами кресел по три с каждой стороны прохода. Почти все были заняты.
— Ваше здесь. — Он указал на место в переднем ряду с правой стороны, рядом с двумя пустыми.
— Спасибо.
— Не за что. — Он приподнял брови. — И прошу вас, никому ни слова.
Я кивнула. Я была наивна, но не настолько, чтобы не понимать, что скрывалось за словами «военная компания».
Место у окна было не занято, и я села туда, желая бросить себе вызов и доказать, что не боюсь. Я летала над Афганистаном, глядя в окно «черного ястреба»; какой смысл бояться сидеть у окна пассажирского самолета?
Я затянула ремень безопасности на бедрах и попыталась не думать о том, что Нейт и Серена все еще там. Но рядом со мной оставались пустые кресла…
Сердце защемило. За последние четыре года я слишком часто летала на самолетах с пустым соседним креслом и постоянно ждала, что Нейт придет.
В этот раз я понимала, что это невозможно, и от этого становилось только больнее.
Я расстегнула рюкзак, чтобы достать наушники, и растерянно заморгала, увидев книгу. «Цвет пурпурный»: Нейт читал ее в вертолете в начале поездки. Я прижала книгу к груди и постаралась не заплакать. Дверь с правой стороны закрылась.
Через пару минут самолет вырулил на полосу, а в горле застрял такой плотный комок, что стало трудно дышать.
— Простите меня, — прошептала я, сама не зная, кого об этом прошу. Нейта? Серену? Всех, кому не досталось место в секретном самолете?
Вдруг самолет остановился. Я выглянула в окно, но очереди на взлет не было. Кто-то вышел из кабины пилота, открыл дверь, ловко поворачивая рукоятки, и опустил трап.
— Поднимайтесь! — крикнул пилот, высунувшись наружу.
Через миг он попятился, и в салон вбежали двое.
Тадж и Серена.
Слава богу.
У нее под глазом красовался фингал, рукав голубой рубашки был запачкан кровью, но сестра пришла; она бежала ко мне со слабой улыбкой на губах. Состояние Таджа было намного хуже; он добрался до среднего ряда и присел на свободное кресло.
Серена упала в кресло рядом со мной, кинула сумку на пол, повернулась ко мне и крепко обняла.
— Ты выбралась, — прошептала я, уронила книгу и крепко прижала ее к себе.
Пилот закрыл дверь.
— Это все Нейт и его ребята, — ответила она, отстранилась и взглянула на меня так, будто это под моим глазом расцвел синяк.
— Что? Как это?
— Их направили на блокпост, где нас задержали, — объяснила она. — Если бы не они, мы бы не прорвались. — Серена пригладила мои волосы. — И спасибо тебе, что оформила Таджу визу.
Самолет снова покатился вперед, а Серена наклонилась, открыла сумку и достала какой-то предмет. Она положила его мне на ладонь и посмотрела на меня в упор.
— Он велел передать, что любит тебя и свяжется с тобой, когда время придет.
Сердце вздрогнуло. Я посмотрела на ладонь.
Цепочка и жетон, обмотанный изолентой.
Я откинулась в кресле и заплакала. Самолет вырулил на взлетную полосу. Серена взяла меня за руку, и мы поднялись в воздух, а Нейт остался внизу.
— С ним все будет хорошо, — сказала Серена.
— Я люблю его.
— Это ясно любому, кто видел вас вдвоем, — ответила она. — А что за медальон на цепочке? — спросила она и достала из сумки фотоаппарат.
Мало того, что ей посчастливилось спастись, она еще и сумела вывезти камеру!
Я аккуратно сняла изоленту и достала кольцо.
— Наш шанс, — промолвила я.
— Какая красота. — Она растерянно заморгала и вытаращилась на кольцо здоровым глазом.
— Да.
Она нахмурилась:
— Это армейский жетон?
— Точно не знаю, — сказала я и размотала остатки изоленты. — Нейт сказал, что брал с собой кольцо лишь на задания, где от них не требовали оставлять личные вещи, но… — Я надела кольцо на палец правой руки, чтобы не потерять, и протерла покрытый липким налетом жетон. — Это не его жетон.
— Не его? — Сестра повернулась ко мне, пролистывая фотографии на экране цифровой камеры.
— Нет. — Оказывается, Нейт носил с собой не только память обо мне.
Надпись на жетоне гласила: ТОРРЕС, ДЖУЛИАН.
— Я ошиблась, — прошептала я.
Всегда считала, что Джулианом звали Роуэлла. Что еще раз доказывало, как мало я узнала о жизни Нейта за годы, проведенные врозь.
— Смотри, что я сняла час назад. — Серена повернула ко мне экран.
Фото Нейта в профиль. Сердце сжалось, когда я увидела его упрямый подбородок и идеальный контур губ.
— Знаешь, — тихо проговорила Серена, — я могу опубликовать это фото, и он вынужден будет уволиться.
Я посмотрела на нее. Одно простое действие, и все изменится. У нас наконец появится шанс. Но какой ценой?
— Он, конечно, разозлится…
— Нет. — Я покачала головой, зажав жетон в ладони. — Если Нейт и уйдет из спецназа, то по собственному желанию. — Я не хотела решать за него в Нью-Йорке и не стану сейчас. Пусть сам решит, как и когда мы будем вместе.
— А что ты будешь делать, пока этот чудесный день не наступит? — спросила Серена.
— Ждать.
Глава тридцать
