более того – отпадение от русской Православной церкви, что имело особо важное значение для средневекового миропонимания»[410]. Теперь Великий московский князь Иван III обязан был действовать более решительно, чем его отец Василий II Темный, в 1456 г. подписавший с Новгородом Ялжебицкий мир, по которому великий город уже лишался права на самостоятельные внешние сношения, а верховной судебной властью признавался Великий московский князь.
И обращение к Казимиру Ягеллончику по поводу принятия им новгородского княжеского стола могло быть интерпретировано как прямая измена и нарушение принятых обязательств. 14 июля 1471 г. московское войско разбивает новгородское ополчение в решительной битве на р. Шелони – одном из наиболее кровопролитных сражений в общем сравнительно мирном процессе объединения русских земель вокруг Москвы. Историки отмечают, что «существенно важную роль в победе над новгородским боярством сыграла идеологическая база действий великого князя – его войска сражались за единство Руси и, главное, за православную веру, а не за короля-католика и своекорыстных бояр-олигархов»[411]. Через несколько дней после сражения, 24 июля, в Русе по приказу Ивана III были казнены несколько попавших в плен новгородских бояр, включая сына одной из предводительниц новгородского заговора, Марфы, Дмитрия Борецкого.
Потерпев поражение в бою, новгородская боярская олигархия двигается дальше по пути измены всей Русской земле и вере: отправляется несколько посольств к ландмейстеру Ливонского ордена Йоханну фон Гирсе[412]. Цель предполагаемого сговора состоит в нападении орденских сил на земли союзного Москве Пскова, что могло бы препятствовать его участию в наступлении Великого князя на Новгород и вообще отвлечь московские силы. Одновременно новгородская «судовая рать» под командованием Василия Шуйского терпит 27 июля поражение от московской «судовой рати» на Северной Двине. 11 августа в селе Коростынь подписывается мир между Новгородом и Великим князем Московским: по его условиям новгородские укрепления должны быть срыты, все контакты с Орденом и Литовским великим князем остановлены, а Москве выплачена существенная контрибуция. И вновь мы видим незавершенность, свойственную даже самым решительным событиям русской истории, – даже выиграв основное сражение и казнив основных зачинщиков мятежа, Иван III не входит в Новгород и не назначает в город своего наместника. Формальные институты власти новгородской городской общины остаются, хотя ее отношения с Москвой определяются новым договором, в котором новгородская земля провозглашается «отчиной» Великого князя.
Историки отмечают, что «победа над новгородским боярским сепаратизмом существенно улучшила геостратегическое положение Русского государства. Теперь это было именно государство, а не союз князей во главе с одним из них»[413]. Присоединение Новгорода к владениям Великого Московского князя коренным образом изменило стратегическое положение «вооруженной Великороссии» в отношениях с Западом. Теперь она, во-первых, непосредственно выходила своими территориями к Балтийскому морю и, во-вторых, становилась грозным соседом слабеющего орденского государства в Прибалтике. А польско-литовская федерация могла окончательно забыть о своих претензиях на роль объединителя русских земель.
Мы видим, таким образом, что важное внутриполитическое событие становится одновременно и весьма значимым для международных отношений Русской земли, где две сферы политической деятельности находятся между собой в диалектическом взаимодействии. Последний поход Ивана III на Новгород состоялся в декабре 1487 – январе 1488 г., закончил начатое на р. Шелони, по его итогу было упразднено вече, на территорию Великого княжества Московского выслали часть боярских семей, а вечевой колокол был увезен в Москву. История самого большого территориального разделения русских земель закончилась, а вместе с этим началась история единого Русского государства. И вновь, как и в действиях его далекого предка (первого Московского удельного князя Даниила Александровича), поведение Ивана III сочетает сдержанность, даже умеренность, принимаемую многими за робость, и дерзость, когда речь идет о действительно важных делах. Бесконечное затягивание политического процесса, отсутствие малейшего желания рубить сплеча сочетается с готовностью к самым решительным действиям – со всем этим противникам Русской земли уже приходилось сталкиваться с самым неблагоприятным для себя результатом. И предстоит сталкиваться в будущем.
Оформленное широкими мазками объединительной политики Ивана III государство уже обладало своим уникальным характером и внешнеполитической культурой, сформированной за прошедшие столетия. Эта культура в полной мере отразилась в том, как Москва решала свои задачи в отношениях с иноземными соседями, а ее отличительная особенность – это глубокий прагматизм и рациональность принимаемых решений, парадоксальным образом сочетающихся с глубокой моральной уверенностью в своей правоте, основа которой была сформирована в XIV–XV столетиях религиозно-философскими исканиями Русской православной церкви. Пройдя сложный путь самопознания на основе анализа внешнеполитических обстоятельств жизни русского народа, наша политическая философия формулирует основы того, что уже в скором будущем становится государственной идеологией.
На пороге «Третьего Рима»
Окончательная эмансипация Русской земли от ордынской зависимости в 1480 г. сопровождается появлением документа, представляющего собой первый политический манифест новой сильной государственности. Речь идет об уже известном нам из предыдущей главы «Послании на Угру» ростовского епископа Вассиана Рыло, адресованном Великому князю Ивану III в момент наиболее решительного противостояния Москвы со слабеющим ордынским государством в середине (между 15-м и 20-м числами) октября 1480 г. Идейное содержание «Послания» стало предметом тщательного разбора целым рядом выдающихся российских историков, среди которых представляется необходимым особенно выделить уже упоминавшиеся в четвертой главе работы В. Н. Рудакова, Ю. Селезнева и И. М. Кудрявцева и А. Б. Конотопа[414]. В частности, В. Н. Рудаков указывает, что «основной задачей „Послания“ было создание стройной системы доказательств в пользу легитимности борьбы с ордынским ханом»[415], т. е. наиболее важной внешнеполитической задачи русских земель в тот исторический момент.
В содержательном плане автор послания придерживается известной нам традиции обильного использования ветхозаветных смыслов для того, чтобы указать на неправильный порядок вещей и возможность его исправления. И. М. Кудрявцев, в свою очередь, характеризует «Послание» следующим образом: «В нем слилась струя догматическая с общественной в едином патриотическом направлении, причем самые жанровые особенности этого вида древнерусской литературы достигли, пожалуй, своего совершенства»[416]. Такая характеристика «Послания», как нам кажется, наиболее достоверно определяет природу данного документа, объединяющего результаты нравственного поиска и политического процесса. На этой основе силой отточенных ветхозаветных образов придаются смысл и значение внешнеполитическим действиям Русского государства в условиях и с учетом задач, которые оно перед собой ставило.
Политические обстоятельства появления «Послания» хорошо известны, их подробности, как и содержание, являются предметом обширной историографии и дискуссий[417]. Суммируя выводы историков, можно сказать, что, согласно «Посланию», политика Великого князя должна преследовать несколько целей. Все они обусловлены конкретными обстоятельствами и представляются Вассиану законными (справедливыми) в рамках отождествления Русской земли и «богоизбранного Царства». Во-первых, начиная с анализа природы ордынского государства и его верховной власти, Владыка Вассиан указывает на причины попадания Русских земель в зависимость от Орды, как «казнь Божию».
