Студенты уже ждали его, с нетерпением глядя на дверь, и встретили улыбками и почтительными поклонами. Сердце Акитады наполнилось теплой благодарностью. Только сейчас он понял, как благословенна профессия учителя. Согретый таким приемом пятнадцати юных душ, он все утро разъяснял им законы государственного управления, и был весьма польщен терпением, проявленным учениками к столь трудной и запутанной теме.
В тот день господин Юсимацу, единственный в классе великовозрастный студент, превзошел самого себя: как выяснилось, он не только помнил названия всех провинций, но даже вызвался показать их расположение на карте. Он также проявил большую осведомленность в вопросе о ежегодных урожаях, всевозможных промыслах, городах, монастырях и храмах, чем произвел впечатление даже на самых придирчивых студентов. Когда Акитада похвалил его, глаза Юсимацу заблестели от удовольствия. Смущенно потупясь, он признался, что мечтает получить место писца или мелкого чиновника при одном из провинциальных правителей. Вот почему Юсимацу благоразумно решил подготовиться заранее, тщательно изучив направления всех возможных назначений.
Один из знатных отпрысков, презрительно усмехнувшись, вскричал:
— Так ты хочешь бросить столицу ради какого-то Богом забытого места? И ради того, чтобы стать жалким писаришкой? Ну уж нет, у меня более серьезные планы на будущее! Если в этом состоят все твои мечты, Юсимацу, зачем же тогда утруждать себя учебой в университете?
Хор голосов поддержал его, и на мгновение Акитаде показалось, что бедного Юсимацу сейчас заклюют насмешливые товарищи.
Но Юсимацу ответил насмешнику поклоном и сказал:
— Прости, Мокудаи, но то, о чем ты поведал, подходит только для тебя и равных тебе. У тебя есть в столице высокопоставленные родственники, и китайский ты знаешь гораздо лучше, чем я. — И, улыбнувшись, добавил: — А я вполне согласен быть секретарем у кого-то из ваших дядюшек, а впоследствии, возможно, и у кого-то из вас. Что же касается расставания со столицей, то я даже жду этого — ведь тогда у меня появится возможность познакомиться со всей страной.
Юный князь Минамото крикнул со своего места:
— А я завидую тебе, Юсимацу! Как бы я хотел быть свободным и посмотреть мир! — На мгновение лицо его омрачилось печалью, и он тихо продолжил: — Ах, Юсимацу, когда ты рассказывал про белые снега и про медведей в Эчиго, как мне хотелось увидеть все это своими глазами! А еще мне хотелось отправиться морем на Кюсю, чтобы посмотреть тамошних обезьянок! И совершить паломничество к горе Фудзи! Только я знаю, что, наверное, не смогу оставить столицу до конца своих дней.
Класс возбужденно загалдел, и Акитада поспешил успокоить учеников:
— Никому из нас не ведомо, что принесет будущее. Многим знатным людям приходилось служить в дальних краях на благо его величества. Все мы по мере сил исполняем свой долг.
Акитада чрезвычайно гордился успехами Юсимацу. Если он будет продолжать в том же духе, то успешно сдаст экзамен уже в этом году. Отметив, что надо бы дать Юсимацу почитать кое-какие полезные документы, Акитада объявил задание на следующий урок и отпустил всех на обед.
Когда юный Минамото направлялся мимо учительского стола к выходу, Акитада вспомнил про посылочку от жены Кинсуэ.
— Садаму, у меня кое-что есть для тебя, — сказал он.
Глаза мальчика засияли.
— Для меня?! Что же это? — радостно вскричал он, хватая коробку.
— Это не от меня. Сегодня утром я заходил побеседовать с дедушкиным возницей. Только он и его жена теперь остались в доме.
— Кинсуэ, — кивнул мальчик, и глаза его вдруг стали серьезными. — Что вам удалось выяснить?
— Разумеется, Кинсуэ поддерживает общепринятую версию. По его словам, ваш дедушка вошел в храм, но так и не вышел из него. Люди ждали его, а когда заглянули внутрь, обнаружили, что он исчез.
Мальчик вздохнул:
— Кинсуэ не станет лгать. Он любил дедушку. Этому должно быть какое-то объяснение. Вы поедете в монастырь?
— Да. Но сначала я должен поговорить с людьми, сопровождавшими вашего дедушку в поездке. Я выяснил, что с ним были князья Абэ, Янагида, Синода и еще один военачальник. Вы знаете кого-нибудь из них?
Мальчик кивнул:
— Знаю, но не слишком хорошо. Они часто бывали у нас, но я не присутствовал на этих приемах. Военачальника, о котором вы упомянули, зовут Сога. Мне жаль, но больше я ничем не могу вам помочь.
— Ничего страшного. Кстати, меня поразило, что вы знаете дедушкиных слуг по именам — ведь их, наверное, очень много.
Мальчик улыбнулся и, взвесив в руке коробку, легонько встряхнул ее.
— Ну конечно, знаю. Особенно Кинсуэ и Фумико, его жену. Как они там, здоровы? Эта посылка от них?
Веревка тут же была развязана, и его светлость поднес коробку к лицу, нетерпеливо поводив носом над самой крышкой.
— Откройте да посмотрите, — улыбнулся Акитада.
В тот же момент юный князь поднял крышку.
— Колобки! — крикнул он, прыгая от восторга. — Я так и знал, что это колобки! Фумико готовит их лучше всех! — С наслаждением вдохнув сладкий аромат, поднимавшийся из коробки, мальчик протянул ее Акитаде: — Пожалуйста, господин учитель, угощайтесь.
— Нет, спасибо. Я сейчас иду обедать. Кинсуэ и Фумико здоровы и просили передать вам, что старательно заботятся о вашем доме в ваше отсутствие.
Слегка покраснев, мальчик закрыл коробку.
— Вот и хорошо. Я рад, что они здоровы и что их не уволили. Они нуждаются в чем-нибудь?
И вновь Акитада подивился тому чувству ответственности, которое испытывал этот одиннадцатилетний мальчик по отношению к своим подданным.
— Нет. Не думаю, что они в чем-то нуждаются. Конечно, они горюют из-за вашего дедушки и из-за того, что вас нет с ними.
Мальчик заморгал.
— Я рад, что они остались в нашем доме, ведь дедушкина душа будет обитать там, пока не минет сорок девять дней. А нет ли каких-нибудь новостей от моей сестры, господин?
— Боюсь, что нет. Она сейчас живет за городом. Кстати, где находится ваш летний дворец?
— У подножия горы Курико. Это если следовать по дороге Нара.
— А еще я беседовал с вашим двоюродным дедушкой проповедником Сэссином. Надо полагать, он так и не послал за вами и не распорядился изменить ваши жизненные условия?
— Нет, господин учитель. Мой двоюродный дедушка — лицо духовное, он не проявляет интереса к мирским делам.
Минамото произнес это самым будничным тоном, но сердце у Акитады защемило при мысли о том, как одинок этот ребенок. Заставив себя улыбнуться, он проговорил:
— Ну что ж, лакомьтесь своими колобками!
С улыбкой Акитада смотрел вслед просиявшему мальчику, крепко сжимавшему драгоценную коробку. Как мало, оказывается, нужно, чтобы сделать ребенка счастливым! Даже среди мрачных воспоминаний о своем печальном детстве он отыскал моменты истинного блаженства.
