одно и то же – рассказы о великом страхе, который живет в душах людей. Им не до красоты и любви. Они ждут испытаний и больше не верят в лучшее будущее. Я почувствовал это, когда пел им свои песни. Я видел их глаза в этот момент. И я понимал, что не сумел их заставить забыть о плохом и поверить в хорошее.
А это значит, что я плохой менестрель. У меня нет Дара. И если так, стоит ли дальше гневить Вечность?
Я не знаю. Никогда еще я не чувствовал такой неопределенности и такого уныния. Наверное, я старею. Мне ведь уже тридцать два года, сэр. В моем возрасте люди начинают задумываться о вечном.
- Полно вам, ваши годы… - и тут я подумал, что во времена де Клерка люди редко доживали до сорока лет. И еще заметил седину в волосах барда. Видимо, бедняга совсем пал духом. – У вас еще будет время сочинить свою лучшую балладу.
- Хотел бы я в это верить. Но что-то не так со мной, сэр. Или Предчувствие Беды овладело и мной так же, как и другими? Я не могу сказать наверняка. Лишь чувствую, что будущее готовит мне испытания, равных которым я еще не знал. Смогу ли я остаться самим собой в наползающих сумерках? Вопрос… И ответа на него у меня нет.
Бард помолчал, будто хотел услышать такой желанный для себя ответ от нас с Вероникой. Потом тяжело вздохнул.
- Мне кажется, что я иду вперед, но в итоге оказываюсь там, откуда начал свой путь, - продолжал он. - Мне мнится, что я достиг совершенства, но, в конечном счете, я всего лишь обманываю себя, пытаюсь придать тому, что делаю хоть какой-то смысл. А мир стал другим, и я понимаю это.
Я понимаю все, но иду дальше путем, который когда-то выбрал. Я не могу по-другому. Лишь надеюсь, что однажды все-таки найду ответы на вопросы, которые мучают меня сегодня. Найду те слова, которых мне сегодня так не хватает.
- Вы их уже нашли, - заметил я. – Не стоит принижать свои таланты.
- Нет-нет, я вижу, что все идет не так, совсем не так! Какое-то безумие владеет мной. В моей голове часто всплывают образы событий, которых не было в моей жизни. Чужие имена, чужие лица, странные места, где я будто бы бывал, где жил и которые – да простит меня Господь! – считал своей родиной. Я ведь сын крестьянина, но иногда в моих снах я прекрасно говорю по-французски, не хуже тех пленных шевалье, которых видел в Кентербери. Откуда это у меня? У меня никогда не было семьи, но порой я слышу детские голоса, которые называют меня «Папа!», и я понимаю, что они как-то связаны с тайной, которую я долгие годы пытаюсь разгадать. Что это, как не сумасшествие?
- Да, действительно странно (Ну не мог я рассказать де Клерку того, что узнал о нем от Тейо и Сестер!). Но это не безумие. Это чувствительность души художника, как мне кажется.
- Дай-то Бог. Теперь, когда в мою жизнь вошла леди Вероника, я бы хотел только одного – победить болезнь и остаток жизни прожить с моей милой в тихом прекрасном уголке Саратхана, в маленьком домике с садом, где будут расти цветы и звенеть детские голоса. – Де Клерк с обожанием посмотрел на мою бывшую помощницу. – А ты, единственная любовь моя, ты хочешь этого?
- Всей душой, - ответила Вероника с таким жаром, что я смутился и почувствовал себя в этой комнате лишним.
- Скажите мне, мастер Вильям, а вы бы не хотели вернуться в Англию? – спросил я.
- В Англию? – Мне показалось, что де Клерк вздрогнул всем телом. – В Англию? А почему я должен вернуться в Англию?
- Это ваша родина, как-никак. Вы англичанин. Нет ничего лучше возвращения домой после долгих странствий.
- Я бы охотно, но… Пресвятая Церковь отлучила меня.
- За что?
- За ересь, - де Клерк опустил взгляд. – За то, что я рассказывал о том, что видел здесь, в Элодриане.
- Но ведь можно и покаяться, - произнес я.
- Нет, - де Клерк мотнул головой. – Церковь не простит мне. Покаяние не спасет меня.
- Мать-Церковь милосердна. Она служит Господу, а Бог есть любовь. У нее всегда найдется слово утешения и поддержки для заблудшего сына.
Вероника посмотрела на меня с удивлением. Де Клерк судорожно сжал кулаки.
- Я когда-то бежал оттуда, - сказал он. – Тейо поведал мне, какая судьба меня ждет, и я испугался. Страх смерти помутил мой рассудок.
- Судьба иногда бывает слепа, но есть еще воля Божья. Блажен, кто следует ей.
- Вы говорите, как священник, - де Клерк посмотрел на меня почти с испугом.
- Я выслушал вас и подумал, что ваши мысли о собственном несовершенстве и пустоте вашей жизни вызваны недомоганием, усталостью и разлукой с домом. Вы слишком долго странствовали по Элодриану и оторвались от своих корней. Вам нужен покой, чтобы отдохнуть и собраться с мыслями. К тому же, вам пора подумать о собственной семье.
- Я уже признался леди Веронике в любви и просил ее стать моей женой, - заявил де Клерк, - и она согласилась.
Оба-на! Вот это был гром среди ясного неба. Нет, понятно, что это любовь, но чтобы так далеко все зашло…
- Душевно рад, - я просто не знал, куда себя девать, моя растерянность росла с каждой секундой. – Вы…эээ… прекрасная пара, и я желаю вам… эээ… счастья. Много-много!
- Ах, только бы мне победить болезнь! – Де Клерк молитвенно поднял руки к потолку. – Я молюсь об этом день и ночь.
- Пожалуй, я оставлю вас, - сказал я, вставая. – Желаю вам выздоровления, мастер, и до встречи. Леди Вероника, можно вас на два слова?
- Это правда? – спросил я шепотом, когда мы вышли из комнаты. – Насчет женитьбы?
- Да, Кирилл Сергеевич! – Вероника, казалось, вот-вот заплачет. – А вы против?
- Господи, причем здесь я? Не во мне дело. Ты мне очень дорога, я по-прежнему восхищаюсь тобой, но у меня есть любимая женщина. Столько лет не было, а тут
