– его слова продирались сквозь туман моего сознания, словно в замедленной записи, и только резкий голос кота, перешедший в дикий ор, заставлял меня удерживать внимание.
– Впусти кота, – выдавила я из себя. Слова давались мне с трудом, словно я поднимала тяжелую глыбу.
Кот ворвался в комнату и вскочил на меня. Он с силой терся о мою голову. Казалось, что он бьет меня по щекам, оглушающе мурча. «Интересно, чем мурчат коты?» – успеваю подумать я, прежде чем упасть, запутавшись в пледе, изо всех сил цепляясь за бахрому. Я зависаю в пледе, словно в люльке, и замираю, ловя этот странно-приятный момент полета. Как хорошо и спокойно. Боль, преследовавшая меня последние недели, утихла, страх отступил, и я провалилась в сон.
***
Вюрцбург, сентябрь, 2008 год
Скрипнула дверь. Я приоткрыла глаза. В проеме стоял невысокий мужчина в белом халате, поправляющий очки на лице.
– Das wird schön werden91, – сказал он. После чего, вздохнув, прикрыл дверь с обратной стороны.
– Это профессор, хороший врач, и он нам, надеюсь, поможет, – услышала я голос Леры.
Я с трудом приподняла голову и оглядела палату.
Валерий сидел за столом у окна и чистил мандарин.
– Где я? Что происходит? Как я тут оказалась? – пробуя привстать и отодвигая торчащий в руке стенд для капельниц, сыпала вопросами я.
– Тебе стало чуточку хуже, и мы приехали в больницу.
– Я не особо помню, и почему так быстро, и…
– Ну, мы немного ускорились, – преувеличенно веселым тоном ответил Лера.
– Ты нашел деньги? А где дети? – еще более опешила я.
– Они приедут чуть позже, клиника в часе езды, – продолжил он, подходя ко мне с тарелкой фруктов: – На вот, попробуй поесть что-то.
Поставив тарелку, он вышел из палаты.
Немного позже я узнаю, что, прибежав на крики кота в ночи, Валера увидел мое резко ухудшившееся состояние и, на свой страх и риск, повез меня в клинику сам, не дожидаясь скорой помощи.
Все последние месяцы мы тщетно пытались найти деньги и получить помощь от государственных учреждений, которые давали разве что туманные намеки на возможность решения вопроса «вот-вот, завтра», которое все никак не наступало и лишь держало на поводке надежды.
По-видимому, устав ждать, пока колесо фортуны окончательно меня не переедет в ожидании этого «завтра», Валера привез меня в бессознательном состоянии и в холле больницы заявил: «Пусть она тогда умирает здесь, у вас». На эту сцену сбежалось все руководство больницы. Наверное, мой ангел-хранитель бежал впереди машины, на которой вез меня в больницу Лера, а может, сидел на капоте, кто его знает, плута, но нам повезло, и главный врач, сказав, что его дело спасать людей, а не бюрократию разводить, решил рискнуть и сделать мне сложнейшую операцию. Конечно, немного меня стабилизировав, он не забыл нам напомнить, что мы должны уладить все дела с бухгалтерией клиники и написать долговые расписки.
Все это я узнаю позже, а пока я просто пыталась прийти в себя. Вечерами в палате раздавался скрип открывающейся двери. В проеме появлялся тот же доктор, и я слышала его успокаивающую, как мантру, фразу:
– Das wird schön werden.
***
Вюрцбург, сентябрь, 2008 год
– Открой глаза, Мусичка, открой глазки…
Рядом на кровати сидела младшая Юлия, за больничным столиком возле окна – Каришка.
– Все хорошо, я просто уснула, слабость после операции навалилась, не переживай, моя капелька. Все хорошо, детеныши мои, все хорошо.
Я попыталась привстать на кровати, но резкая боль заставила меня сползти обратно.
– Я помогу, – Ришка бросилась ко мне, стараясь положить подушку поудобнее.
– Как вы добрались? Где Валера? – стала расспрашивать я детей.
– Где-то тут, в клинике. Нас Хелен и Хайнс привезли, они с врачом разговаривают.
В последние недели у Барона гостил его друг с женой.
***
Вюрцбург, сентябрь, 2008 год
– Мусь, ты это видела? – младшая дочь, быстро забежав в палату и взгромоздясь ко мне на кровать, развернула газету. – Я прямо ошаробела92, когда Лера сказал, что тут про тебя! Фотография твоя! Мусик, так ты звезда у нас?! Правда же, свезло?!
Юляша, искренне радуясь, заглядывала мне в глаза, словно опасаясь не увидеть в них того же восторга, что у нее.
Я обняла дочь, отодвинув штатив с капельницей, и взяла газету в руки. На первой полосе местной газеты действительно красовался мой портрет.
– Да уж, хорошо, что не в рубрике «их разыскивает полиция». Не так хотелось бы сиять в софитах cлавы, но за неимением лучшего – согласна! – подхватила я веселое настроение Юли, разглядывая свое фото и, как всегда, удивляясь собственной способности отвратительно получаться на всех фотографиях – не только для паспорта.
Фотогеничность – не мой конек. К опубликованной фотографии в газете прилагался внушительный текст на немецком языке.
– «Ну не некролог, и то славно», – подумала я и вспомнила, что в последние дни моих спринтерских забегов, опираясь одной рукой на штатив для капельницы, а другой – на стену в больничном коридоре, я чаще обычного замечала внимание к себе. То есть ловила не только взгляды сожаления от встречных медицинских работников и посещающих пациентов родственников, но и некий живой интерес к моей персоне с одним и тем же повторяющимся немецким словом «Zeitung»93.
– Лерка говорит, что придет еще корреспондент и будет брать у тебя интервью, – частила младшая дочь. – Ты вообще петь умеешь, Мусь?
– Ты думаешь, что меня попросят петь? – улыбнулась я такому повороту ее мысли.
– А зачем еще тогда придут? Операцией сейчас никого не удивишь, эка невидаль, у моего соседа по парте аппендицит вырезали, вот это я тебе скажу заваруха – контрольную пропустил! – продолжала болтать младшая дочь, с удовольствием уплетая оставшуюся от моего завтрака больничную булочку.
– Петь так петь, не плясать и ладно, – согласилась я с Юляшей, не желая уходить из этого забавного диалога в серьёзные «взрослые» дела и реальные «заварухи». Я попыталась сесть поудобнее в кровати: – В пении ведь что главное? Настрой на успех и решительность, как и в любом деле…
***
Инта, декабрь, 1980 год
Я отчаянно буксовала, пытаясь схватиться рукой за спотыкающегося и держащегося за меня друга. Уже пару минут мы преодолевали небольшую возвышенность около музыкальной школы. Ночью прошел мокрый снег, и некоторые улочки города превратились в сплошной каток.
– Да стой ты, – чертыхаясь и отряхивая упавшую шапку, пыхтел мой друг.
– Ты сам не хватай меня, а то я все коленки отбила! Зачем ты валенки надел без калош94? – я попыталась встать с отполированного нашей возней
