гололеда, но, потерпев крах, отползла в сторону, хватаясь за стоящее рядом дерево.
– А ты тему не переводи, отвечай! Что, не веришь в мои способности? – вопрошал мой приятель, надев шапку и дефилируя в сторону спасительного ствола, скользя на согнутых коленях.
– Да ты сказал, значит, есть – верю, – успокаивала я его, одной рукой держась за дерево, другой отряхивая от снега пальто. Глазами я искала вокруг пуговицу, успевшую оторваться и исчезнуть.
…В один из безмятежных детских дней отец оповестил меня, что я записана в студию хорового пения. До сих пор не понимаю эту идеализацию способностей своего ребёнка и рвение моего отца в осуществлении задуманного. Прознав об идее пения в хоре, мой дворовый друг детства решил пойти за компанию.
Комната, где располагалась студия, была небольшой; вдоль стены стояли длинные лавочки, на которые взбирались юные дарования во время исполнения. Мой друг ничтоже сумняшеся, словно великий оперный певец, привычный к работе, сбросил верхнюю одежду у «кулис» и прошествовал в центр ряда уже стоящих на лавочке детей, затем причесал пятерней взъерошенные волосы и стал театрально раскашливаться, готовя голос к распевке. Статная классная дама – преподаватель музыки в школе и по совместительству руководитель студии хорового пения – довольно ошарашено смотрела на решительные действия моего девятилетнего приятеля. Я же стеснительно встала в край строя детей в ожидании последующего действа.
Преподаватель отмерла, прошествовала к стоящему в углу фортепьяно и, ударив по клавишам, несколько подобострастно направила свой взор в сторону моего друга. Она явно ожидала услышать от столь владеющего собой нового хориста мелодичное вступление из песни о стоящей в поле березе. Но вступление мой друг пропустил, явно набираясь сил для припева. Мелодичный детский хор старательно вытягивал описание кудрявости березы и места ее расположения. Классная дама начала было закрывать от умиления глаза, как наступило время припева, и тут, сложив все мыслимые и немыслимые усилия воедино, театрально отводя в сторону руку, наконец-то вступил мой дворовый приятель.
– ЛЮЛИ-ЛЮЛИ, стояла, ЛЮЛИ-ЛЮЛИ, стояла!! – старательно вопил он слова куплета, сотрясая воздух и заглушая не только аккомпанемент и пение хора, но и шум строительных работ на школьном стадионе.
На минуту я оцепенела от услышанного и сфокусировала своё внимание на классной даме. Она, словно фигура из музея Мадам Тюссо, теперь сидела, не двигаясь, сосредоточено глядя в партитуру, и только пальцы ее рук продолжали скользить по клавишам фортепьяно, безупречно-заученно исполняя мелодию…
***
Вюрцбург, сентябрь, 2008 год
Весело обсудив мою популярность в СМИ и оценив мои хоровые возможности в совместном напеве речевки95 «Врагу не сдается наш гордый Варяг», Лера и дочери быстро засобирались в обратный путь. Валера явно был чем-то озадачен и заметно спешил в обратную дорогу, занимавшую два часа езды к замку. Оно и понятно, поиск финансовых средств для оплаты моего лечения и организационные проблемы быта, свалившиеся на него, изматывали. Эти же заботы заставляли и меня демонстрировать бодрость духа, нарочито показывая свою самостоятельность на третьи сутки после операции. Да и обрушившаяся на меня «газетная слава» не давала возможности жалеть себя в окружении не только близких, но и соратников по отделению онкологии.
Увидев меня с неизменным спутником – штативом для капельницы, дежурившая Krankenschwester96 подняла голову.
– Вы идти прогулка, Frau Tews97? Будет осторожней, не делать больше с прогулками, в Regen98 возьмите Rollstuhl99, – сказала она на ломанном русском. Я обрадовалась медсестре и повернулась к ней – штатив волочился за мной по больничному коридору во время моих усердий в освоении задач по реабилитации, словно «пёсель» на веревке.
Мое минусовое владение немецким языком являлось для меня дополнительным страхом и переживаниями, – чай, не пирожки покупаю в Bäckerei, чтобы не бояться промывания желудка. Да и с Евой мне спокойней, когда она работает в ночные смены. Каждый раз она заходит ко мне перед сном, чтобы выпить в моей компании ромашковый чай. Ее детство прошло в ГДР. В школьные годы Ева пробовала учить русский и могла исполнить несколько строк из песни «Солнечный круг», что с удовольствием демонстрировала в конце каждой наши беседы. Это был не только скудный вокабул возможностей для общения, но и объединяющий нас гимн завтрашнего дня.
– Не беспокойся, Ева, это моя привычка – выходить на прогулку, не могу находиться в статике. Я посижу около больничного фонтана на лавочке.
«Может, у меня нет времени на промедление», – думала я. Нужно просто выйти за дверь, а после… Конечно, пока все движения причиняют мне боль, но смотреть в потолок еще невыносимее. Сейчас дотопаю до поворота, выдохну, и там уже рукой подать до заветной двери на улицу. В больничном палисаднике100 растут чудные георгины и астры, словно привет из детства – напоминание неизменной традиции, охапки осенних цветов на школьных линейках. «Ради этого запаха сентября и возможности видеть осень можно и потерпеть боль, она пройдет, когда я сяду на лавочку. Сейчас главное – до нее дойти», – думала я, преодолевая больничный коридор. Мои старания не прошли даром – на улице ощущались тёплые дни бабьего лета, кругом лежали желтые листья. Это придало мне еще больше рвения, и я расширила маршрут в цели обогнуть и соседнюю лавочку. Благо вокруг них спасательный травяной настил, уж если я неожиданно «прилягу», – не на асфальт же в конце-то концов.
Во время марш-броска по больничному парку мне неожиданно часто стали встречаться улитки, возможно, символизируя мою временную неспешность – или я ранее ходила слишком быстро и мало их замечала.
Если бы не моя медлительность и вынужденные остановки отдыха, вряд ли бы я смогла повстречать столько улиток. Одна из них крепко держалась за бутон шиповника на ветру, медленно сползая в укромную толщину стебля, шаг за шагом, не останавливаясь, преодолевая колючий ствол цветка…
***
Вюрцбург, сентябрь, 2008 год
– Надюшкин, привет! Как ты, моя крошечка? – неожиданно рано утром в палату заглянул Лера. – Не хотел тебя вчера озадачивать на ночь, но нам надо будет сегодня после обеда поехать…
– Домой! Ура! В замок! Да я понимаю, конечно, каждый день здесь стоит дополнительных расходов. И я уже лучше себя чувствую, какая разница, где лежать и ждать терапии, – радостно и бодро рапортовала я, суетясь вокруг кровати, задевая капельницей всё на своём пути, словно дворовая собачка на цепи, которой разрешили прогулку за воротами дома.
– Вот и хорошо, раз разницы нет, так как мы должны сегодня выехать из замка… и я еще пока не знаю куда, – тихо сказал Лера.
