восемь, тот разбил ему губу, и Паша шёл домой, не зная, как объяснить родителям запачканную кровью рубашку. Как впервые гулял с девушкой в белую ночь и поцеловал её, глядя с набережной на разведённый Дворцовый мост. Как впервые переспал уже с другой девушкой в комнате друга в общаге на скрипучей кровати…
Все воспоминания были важны: и радостные и грустные, и детские и взрослые, и даже те, где была я.
Я видела, как я лежу на каталке в метро, а Паша смотрит на меня, словно пытаясь разгадать мою магию. Видела свои длинные ресницы и глаза с расширенными зрачками, когда мы танцевали в баре… Видела моё испуганное лицо на крыше с грифонами и торчащие во все стороны из-за ветра волосы. Видела, как мы, взявшись за руки, заходим в кафе, а там за столиком уже сидят Катя, Дима и Костя…
Я больше не чувствовала Пашину руку. Да и своих рук я тоже не чувствовала. Я так погрузилась в Пашины воспоминания, силясь их сохранить, что не видела ничего вокруг.
Внезапная боль пронзила всё тело. И я провалилась в черноту.
Глава 20. Солнце
Веки словно налились свинцом. Я не могла их поднять, как ни старалась. «Поднимите мне веки!» – сейчас Гоголь был бы весьма кстати.
Помню, мне что-то снилось. Ах да! Мне снился Паша. Будто мы с ним обедали в кафешке. С нами ещё были Катя, Дима и Кот. Дима сказал, что хочет обрезать волосы, потому что с ними что-то там случилось. Ещё помню, что мы много смеялись.
Но за умиротворённой картинкой стали просвечивать другие воспоминания: как в Пашу вселился Тэинахэ, как он истончался, навсегда исчезая в золотом свете…
Глаза тут же распахнулись. Но вокруг лишь плавали разноцветные пятна без всякого смысла. Ко мне приблизилось белое пятно и заговорило:
– Полина, вы меня слышите?
Но я обнаружила, что язык мне не подчиняется, и кроме мычания ничего из себя выдавить не смогла.
– Не переживайте. У вас паралич из-за магического истощения. Но это скоро пройдёт.
Белое пятно потихоньку приобретало форму врачебного халата. Я напряглась и всё-таки сказала:
– Па… ша…
– Скорее Алексей Иванович, – ответил халат с усмешкой. – Я ваш лечащий врач. Впрочем, я понял, о чём вы.
Однако отвечать на мой вопрос он не спешил. Если бы я что-то чувствовала, то, наверное, у меня бы мурашки бегали по телу или хотя бы полились слёзы.
– Па… ша… – только повторила я.
– Вам сейчас нельзя волноваться, – сказал врач. – Давайте поговорим о вашем друге позже.
Но мне уже стало так страшно, что я сумела-таки сфокусироваться. Разглядев внутри халата молодого пухляша, я уставилась ему в лицо.
– Ска… жи!
Лечащий пухляш отвёл взгляд.
– Павел Кузнецов ммм… получил травмы, несовместимые с жизнью… Он всё ещё в реанимации, но ничего определённого пока…
– Нет! – вскричала я.
В голове зазвенело. Я внезапно увидела трубки капельницы, тянущиеся к моей руке. Мне захотелось их оборвать…
– Ну-ну, не нужно кричать, – положил мне руку на плечо врач. – Иначе мне придётся ввести вам снотворное. Я понимаю, это нелегко, но вам надо поправляться.
– Паша, – всхлипнула я.
– Давайте так, Полина Алексеевна: постарайтесь отдохнуть, а я сейчас пойду и узнаю всё точно. Но вы… Крепитесь.
И он ушёл. Я осталась наедине с капельницей, белым потолком и бледно-голубой стеной слева. Отвратительный цвет. Как будто грязный. Почему в больницах всё такое унылое? Неужели нельзя покрасить стены в весёлые цвета? Или хотя бы в нормальные, без добавления серого? Маги, мать их перемать, а толку от них никакого!
Как и от меня. Если бы я только могла хоть чем-то помочь Паше…
Слёзы стекали по вискам и впитывались в подушку. Вскоре она промокла, а пухляш-доктор всё не возвращался. Зато я внезапно поняла, что чувствую пальцы ног. В них покалывало, точно после обморожения.
Вскоре я ощутила и пальцы рук. Я лежала и вслушивалась, как медленно возвращается жизнь в моё тело. Уже чувствовала, что оно у меня есть, но пошевелиться не было сил.
Через некоторое время я разглядела на стене изогнутые чёрные линии, которые не могла различить прежде. Словно кто-то баловался с маркером. Я довольно долго всматривалась в них, прежде чем понять, что это контуры огромных ушей. Между ними, ровно посередине, имелись две чёрные точки. Что за странная абстракция? Точки означают глаза? Но мои мысли прервались, потому что в палату кто-то вошёл.
Я попыталась повернуть голову, но легче было бы гору сдвинуть с места.
Надо мной склонилась строгого вида медсестра.
– Как ваше самочувствие? – спросила она.
– А где Алексей… Как его там? Он обещал узнать насчёт Паши. – Я очень обрадовалась, обнаружив, что могу внятно говорить.
Медсестра скользнула по мне взглядом.
– Вам сейчас нельзя волноваться. Павел Кузнецов на интенсивной терапии, специалисты борются за его жизнь.
Я сказала:
– Пожалуйста, вызовите ему целителя! Мага! Я оплачу!
– Не волнуйтесь, – неожиданно улыбнулась она. – Тот парнишка уже вызвал. Бегал и кричал, что он чуть ли не миллионер, пока его не отвели к главврачу. Оказалось, он и правда влиятельный человек, какой-то программист. А с виду на моего младшего похож.
У меня отлегло от сердца. Дима пригласил Паше врача-мага.
– Отдыхайте. Алексей Иванович к вам зайдёт в конце смены, – сказала медсестра и ушла.
А я снова принялась созерцать потолок. Но занятие это было скучное, а знание, что Паша в надёжных руках, немного меня успокоило, и вскоре я заснула.
Я проснулась, едва услышав тихие шаги. Меня явно не хотели разбудить, но мне не терпелось узнать новости о Паше. Напрягая все силы, я приподняла голову, чтобы посмотреть.
Ко мне приближался Дима. Выглядел он помятым, от былой невозмутимости не осталось и следа, светлые волосы спутались и торчат какими-то клоками, фиолетовые глаза покраснели, а на подбородке пробивается светлая щетина.
– Где Паша?
Дима криво улыбнулся.
– Думаешь, он сразу к тебе прибежит козликом?
– Так жив он или нет? – в сердцах воскликнула я.
Бесило, что все ходят вокруг да около и никто не может прямо сказать, что происходит.
Дима остановился у моей постели.
– Жив он, жив, не ори. Всё ещё в реанимации.
Он задумчиво пригладил волосы. Мне показалось, что они стали короче.
Я не смогла ничего ответить. Паша всё ещё на грани! Так долго! Так страшно…
У меня вновь слёзы покатились из глаз. Такое ощущение, что я не могла их контролировать.
– Ну не реви, поправится он, – «поддержал» меня Дима. – А ты сама как?
– Нормально, – всхлипнула я.
– Шевелиться
