Светлана Весельева
Башня
— Дед, расскажи про башню, — попросила Оксана.
— Я сто раз рассказывал, — отмахнулся Пётр Кузьмич.
— В сто первый расскажи, — настаивала Оксана.
Пётр Кузьмич посмотрел на внучку. Оксанке уже тринадцать. Вымахала как каланча. Строит из себя взрослую всезнайку, а когда дело доходит до сказок — превращается в маленького ребёнка и верит в чудо.
Башня, о которой просила рассказать Оксана, стояла за селом. Это было высокое каменное сооружение без дверей и окон. Крыша у башни была плоской. Когда село строилось, башня уже была здесь. Пережила она войну. Пережила попытки селян разрушить её, чтобы посмотреть, что там внутри. Мужики хотели разобрать её на камень для своих построек, но башня, словно заколдованная, не отдавала ни единого камня со своих стен. Приезжали из города какие-то интеллигентные дядьки. Ходили вокруг, рассуждали о возрасте и назначении непонятного сооружения. Но кто и зачем построил башню среди дикой степи, так и осталось неизвестным. Постановили считать башню памятником старины, на том и успокоились.
Постепенно древнее строение обросло легендами и дурной славой. Старухи сочиняли про башню сказки, чтобы внуки не ходили к ней играть. Мало ли, вдруг начнёт разрушаться, да и зашибёт кого-нибудь. Когда-то же она должна начать разрушаться, чай не египетская пирамида. Но детворе запрет как красная тряпка для быка. Так и манила их башня, как мёдом намазанная. Очень уж таинственным казалось древнее строение.
— Ладно, слушай, — сдался Кузьмич. Он сидел в старом, потёртом кресле, перечитывал старую газету. Делать ему всё равно было нечего.
На улице стоит августовское пекло. А дома хорошо. Деревянные ставни закрыты, защищают от солнца. Жужжит навязчивая муха, бьётся о стекло. Уютно урчит во сне старая серая кошка. Телевизор не работает, что-то с антенной. Кузьмич уже стар лазить по крыше. Почему бы не поболтать с внучкой?
— Только ты со всеми подробностями. И с самого начала. Когда ты ещё не родился, — попросила Оксана.
Она сидела на полу среди разбросанных фломастеров. Перед нею лежал раскрытый альбом. На белом листе была нарисована башня.
— Дед! Дед! — звонко крича вбежала в комнату младшая внучка. Мордашка шкодная, глазёнки горят, бант в жидких волосёнках сполз набок и готовился упасть на пол. Наташка всё лето бегала в одних трусах. Тело её загорало до коричневого цвета, и голубые глаза казались на этом фоне прозрачными, почти бесцветными. Выгоревшие волосы всегда были в беспорядке, потому что Наташка отличалась неусидчивостью и любопытством. И сейчас это любопытство так и лезло наружу.
— Дед, а я откуда взялась? — спросила внучка и замерла, ожидая ответ.
— Разве тебе родители не рассказывали? — удивился Кузьмич. — С огорода ты взялась…
— Дед, ну ты чего? — разочарованно протянула внучка. — Все люди из письки, а я с огорода?
И в её голосе звучала такая откровенная обида на несправедливость бытия, что Кузьмич не сдержался, и непедагогично усмехнулся.
— Иди отсюда, Наташка! Не видишь, тут взрослые разговаривают? — раздражённым тоном упрекнула сестру Оксана.
Она вылитая мать. Также напускает на себя важность, и в голосе её звучат стальные не допускающие возражений нотки. Генерал в юбке.
Наташка фыркнула и скрылась за занавеской, заменяющей межкомнатные двери. Оксана выжидающе посмотрела на деда. Кузьмич вздохнул.
— Никто не знает, когда башню построили. Когда в эту степь свезли раскулаченных и начали строить село, она уже стояла. Отец рассказывал, что был совсем маленьким, когда они с родителями и братьями приехали в эти места. Это было начало лета. Всю степь покрывали маки, как красное море. А башня уже стояла на кургане, словно маяк. Село и называется Красные Маки из-за цветов. Люди стали обживаться. Места здесь сама видишь какие — степь кругом. Деревьев не было совсем. И камень взять неоткуда. Из чего дома строить? Землянки рыли поначалу. Мужики хотели башню разобрать на камень. Да ничего не вышло. Так крепко она сложена. Поднимались наверх. А там ровная такая каменная площадка. Никак внутрь не заглянуть. Кому понадобилось строить башню без дверей и окон? В неё не спрячешься, если она должна была от врагов защищать.
— А может там дверь под землёй? — предположила Оксана. — Башня ведь давно стоит. А вдруг она под землю глубоко уходит, и дверь просто со временем засыпало?
Кузьмич с уважением посмотрел на внучку. Умная девочка растёт.
— Не знаю, внуча, никто не копал. Но дверь у этой башни есть. Только открывается она не каждому. Когда я был молодым у нас один мужик из села в этой башне пропал. Говорили, что дверь ему показалась. Он её открыл и вошёл. А назад не вышел. Дверь исчезла. Я, когда был таким, как ты, часто там с друзьями бывал. Вход искали. Но нам дверь не открылась. Не гуляй там. Плохое это место, гиблое.
— Ты же гулял, ничего не случилось, — возразила Оксана.
Как это не гуляй? Все гуляют и ничего. Она разрисовывала свой рисунок красными маками, даже кончик языка по-детски высунула от усердия.
— Гулял. Собирались мы гурьбой возле той башни вечерами. Песни пели. О новой жизни мечтали. Невест себе присматривали, — принялся вспоминать Кузьмич. Сколько лет прошло? Или жизней?
— Ты там с бабушкой познакомился? — спросила Оксана. Словно полоснула по сердцу острой бритвой.
— Там… Ты давай-ка собери фломастеры. Бабушка будет ругаться, что ты опять на полу рисуешь. За стол садись. А я схожу, посмотрю… Надо мне…
Кузьмич поднялся и вышел из комнаты. Дом этот когда-то строил он для своей семьи. Для молодой жены, для будущих детей. Казался ему дом тогда просторным и светлым. А сейчас он словно осёл от старости. Как будто устали его стены держать крышу и сгорбились, стали меньше ростом. И воздуха в доме сразу стало меньше. Кузьмич вышел во двор, кряхтя преодолев три ступени. Болели колени.
Августовский день клонился к вечеру, и удушающая жара спадала. Скоро солнце оранжевым желтком повиснет над горизонтом и в село станут возвращаться с пастбища коровы. Они будут медленно идти по улицам, бряцая колокольчиками, тяжело раскачивая полным выменем. Вслед потянутся орущие гуси. Собаки во дворах зальются лаем. Хозяйки станут выглядывать из калиток, встречая скотину. Вечерняя прохлада
