столкнулась с леди д`Абето, которая как раз выходила из своей комнаты, облачённая в меховую шубку и меховую шапку, обвязанную по верху козьей тонкой шалью.
- Сесилия, подождите, - окликнула меня тётушка герцога, когда я хотела пробежать мимо.
Пришлось остановиться.
- Мы не всегда с вами ладили, - сказала леди д`Абето, глядя в сторону, и нервно крутила при этом пальцами, - и я не всегда одобряла то, что вы делаете…
- Всё забыто, миледи, - сказала я, думая только о портрете. – Не будем ворошить прошлое.
- Но то что вы сделали для Дика… - она вдруг взяла меня за плечи, крепко расцеловала в обе щеки и со всей серьёзностью сказала: – Спасибо вам. Спасибо за эту ночь.
- Не стоит… - забормотала я смущённо, ощущая себя отъявленной соблазнительницей невинного юноши, - в самом деле, не стоит…
Леди отпустила меня, поправила шаль и сказала своим обычным тоном – насмешливо-небрежным:
- Пожалуй, в следующий раз не стоит вести себя так буйно. Незачем оповещать весь квартал, что у вас медовый месяц. Девушкам следует вести себя скромнее.
Всё моё смущение тут же улетучилось, но леди д`Абето засмеялась и потрепала меня по руке – совсем как мой дядя.
- И я очень жду, что скоро вы подарите мне маленького, толстенького внучика, - сказала она. – Пока я ещё не слишком стара, хочу ещё повозиться с младенцем. На внучку я тоже согласна.
Она кивнула мне и величественно поплыла по коридору, а я так и осталась стоять, глядя ей вслед и не зная – то ли рассердиться, то ли рассмеяться.
Но дядюшке следовало показать портрет Беатрис Ратленд, и я, встряхнув головой, сбегала к себе, взяла картину и принесла её в столовую.
Дядя с любопытством осмотрел картину, осмотрел холст и раму, а потом заявил, что муха на портрете – это трупная муха.
- Странно, - добавил он и склонил голову к плечу, разглядывая изображение.
- Что странного? – спросила я.
- Муха нарисована мастерски, - сказал дядя. – Даже зеленоватый глянец на брюшке, как настоящий. А вот портрет этой мухе уступает.
- Не понимаю тебя, – я посмотрела на картину через дядино плечо. – А что не так?
- Не знаю, есть в нём какая-то неправильность, - дядя склонил голову к другому плечу и потёр подбородок. – Хотя бы, цветок незабудки. Он не в пальцах, а словно приклеен к ладони. Да и сам портрет какой-то неловкий по пропорциям. Рука как застывшая. Роговицы глаз совершенно неестественные. Если художник так постарался на мухе, мог бы и глаза получше прописать. А может, муху нарисовал кто-то другой…
Я унесла картину обратно в свою комнату, и долго смотрела на безмятежное лицо Беатрис Ратленд. Как бы там ни было, картина совсем не простая. И Стефания Близар это чувствовала. Поэтому заговорила со мной о мухе. И дядя тоже прав – есть какая-то странность в этом портрете. Но дядя не художник… Он любит живопись, но не слишком хорошее в ней разбирается… А кто разбирается? Правильно. Художники из королевской гильдии.
Поэтому как только Ричард, уже ближе к вечеру, появился на пороге, я бросилась любимому на шею и выпалила:
- Давай навестим королевских художников? Вот прямо сейчас!
- Зачем? – тут же насторожился он.
Мне пришлось призвать на помощь все свои способности вдохновенно лгать. Конечно, одно дело – врать дяде, что ты учила геральдику у себя в комнате, в то время как карманы были полны ворованных в соседнем саду яблок, и совсем другое – скрывать правду о колдовской картине от того, кого любишь… Но я не могла пока сказать Ричарду, что портрет его матери очень смахивает на артефакт чернокнижника. Я утешила себя тем, что и сама ничего не знаю наверняка. А если не знаю – не надо и волновать близкого человека. Вот когда что-то станет известно…
- Пусть это будет твоим мне свадебным подарком, - сказала я, ласкаясь к Ричарду. – Мне очень надо поговорить с главным королевским художником. Ты ведь можешь это устроить?
- Я думал, сейчас тебя больше интересует, как продвигается расследование по покушению на тебя, - заметил он.
Если честно, я уже и думать забыла про это покушение…
С усилием прогнав воспоминания о мёртвых глазах, глядящих на меня, я прижалась щекой к груди Ричарда, чувствуя, как тают снежинки, налипшие на его плащ.
- Но ты ведь будешь рядом, - сказала я, потеревшись щекой, как кошка. – И защитишь меня от всего. И от всех. А ты узнал, кто хотел… кто напал на меня?
- Пока нет, - ответил Ричард. – Поэтому мы не знаем, кто и когда может снова тебе навредить.
- Может, это было стечение обстоятельств, - осенило меня. – Просто грабитель хотел напасть на девицу, которая вышла из королевского замка. Хотел ограбить.
Ричард заколебался, и я поняла, что ему такая мысль тоже приходила в голову. Мало ли людей, готовых убить и за кусок хлеба?.. А у меня, всё-таки, вид приличный… Вот только я сразу сказала, что денег у меня нет…
Но об этом Ричарду напоминать не стоило, я и не стала.
- Считай, что это мой каприз, - сказала я, глядя на Ричарда снизу вверх и хлопая ресницами. – Имею я право на капризы?
- Имеешь, - коротко ответил он и крепко поцеловал меня.
Когда мы немного отдышались, я сказала тихо, уже без наигранного кокетства:
- Только обещай, что не будешь задавать никаких вопросов. Просто не задавай… Пока…
Через полчаса мы с Ричардом уже подходили к дому, где располагалась художественная мастерская, и Ричард нёс завёрнутый в плотную ткань портрет Беатрис Ратленд. Вопросов мой любимый не задавал, и я была ему за это благодарна. Пока не время отвечать на вопросы… Потому что я не знаю ни одного ответа…
Глава гильдии королевских художников носил пышное иностранное имя – Шарль Эманжьер Готфрид фон Ло, но был рыжим и веснушчатым, как какой-нибудь мальчишка Морис из пригорода.
Он с готовностью принял королевского маршала и рассыпался в любезностях и поздравлениях насчет скорой свадьбы. Оказывается, господин фон Ло был знаком и с моим дядей и тут же попытался уговорить меня заказать в мастерской свадебный портрет, и очень любезно предложил сам его написать.
Я пообещала подумать насчёт свадебного портрета, отговорившись трауром по королю Эдварду, и развернула картину, которую мы принесли с
