Клин, Толстяк Боб, — нагнулся, чтобы рассмотреть получше. — Мишка Червяк, бандеролы… А цитрусы откуда?
— А ты не знаешь, — ядовито заметил Сырцов.
— Не знаю, — небрежно подтвердил Лапин и, вдруг заметив кейс, который углом высунулся из-под седовласого, приказал неизвестно откуда появившемуся Юре: — Вытащи-ка из-под него кейс и открой. Ты у нас спец по этому делу.
Недолго возился с цифровым набором Юра. Щелкнули замки, и он поднял крышку. Плотными слоями лежали в кейсе долларовые купюры.
— Смерть птенцу! — выразил свой восторг Юра.
— Закрой, положи на место и позови охрану. Пусть теперь следователь и понятые с этим кладом маются. — Лапин глянул на Диму, похвалил: — Ну и нюх у тебя, Колосов! Взял бы тебя к себе старшим опером, но ведь ты не пойдешь. Артистом-то лучше и почетнее, а?
— Актером, — поправил Дима.
— Актером так актером. Ты, случаем, не видел, кто этих семерых уложил?
Дима незаметно посмотрел на Сырцова. Тот еще незаметнее движением руки распорядился: нет.
— Нет, — небрежно ответил Дима.
— А ты, Жора?
— И я не видел, — подтвердил Сырцов и сам задал вопрос: — Здесь семеро, а сколько под завалами, Костя?
— Чего не знаю, того не знаю. Прибудут эмчеэсники, разберут тут все и подсчитают, — ответил Лапин и, увидя Юру с двумя омоновцами, спросил: — Группу вызвал?
— А то! — неуставно ответил Юра. — Будут через полчаса.
— Ты их дождись, а я пойду общественность успокаивать. — Лапин резко обернулся к Сырцову и Диме: — Да, и посторонним делать здесь нечего.
Дима хотел сказать нечто ядовитое, но Сырцов не дал. Положил ему руку на плечо, сказал сам:
— Может, ты и прав: мы теперь посторонние. Но в порядке одолжения, будь добр, скажи нам, что здесь, по-твоему, произошло?
— В порядке одолжения скажу. — Лапин посмотрел Сырцову в глаза. Недолго поиграли в гляделки. — Крутая криминальная разборка. Не поделили паханы отрасль и территорию.
— Ты уверен? — насмешливо спросил Сырцов.
— А в чем нынче можно быть уверенным? — весело высказал сомнения Лапин. — Версия, Жора, или, точнее, одна из версий.
— Одна. Есть еще и другие?
— Пока нет. Но наверняка будут.
— И наверняка более убедительные, — дополнил Сырцов. И Диме: — Пошли отсюда, Димон. Нам действительно здесь нечего делать.
Дима еле успел скрыться с глаз Лапина, как его вырвало. Деликатно отвернувшись, Сырцов частично солидаризировался с ним:
— И мне от нашего Костика блевать охота.
* * *
Василий Андреевич и Игорь Сергеевич мирно сидели в кабинете замоскворецкого офиса «Глобал-транс». Один за столом, другой в кресле. Перед ними у двери стоял Валюн. Не в камуфляже, в штатском.
— Меня засекли, командир, — глухо признался Валюн.
— Кто? — безразлично поинтересовался Лосев.
— Сырцов и наш Димка Колосов.
— Наш. А и вправду наш! — изволил улыбнуться Игорь Сергеевич, а Василий Андреевич не позволил себе отвлекаться:
— Засекли. А что дальше?
— Согласились не стрелять и разошлись.
— Вот так просто и разошлись? — бессмысленным вопросом удивился Лосев.
— Я не убийца, командир.
— А кто же ты?
— Ты хотел, чтобы я стал палачом. И я согласился. Но я не убийца.
— Не нервничай, Валя. Тебя никто ни в чем не винит, — успокоил Игорь Сергеевич.
— Я не мог знать, что эти двое выскочат, — пытался объяснить Валюн.
— Мы все поняли, — сказал Василий Андреевич. — Иди отдохни как следует.
— И поспи, наконец, — добавил Игорь Сергеевич.
— Поспишь тут, — тоскливо понял Валюн. — Семеро сразу и объявятся.
— Велика честь для них. Они у черта в котле уже варятся. Им к тебе являться некогда. — Игорь Сергеевич выпростался из кресла, подошел к Валюну, обнял за плечи. — Иди, усни. Ты отработал безупречно.
— Я устал, начальники, — признался Валюн и, не прощаясь, ушел.
— Что делать будем, Игорь? — спросил Лосев.
— Ждать, Вася. И не ждать даже, а пережидать.
— Сырцов не ждет. И пережидать, я думаю, не будет.
— Будет. Теперь, когда он соединил Лапина с нами, поднимать общественность на ноги ему сыщицкая солидарность не позволит.
— Считаешь, он твердо уверен в наших контактах?
— Тебе же Костя сам сказал. Он в таких вещах не ошибается.
— А что дальше? — ответа на этот вопрос Лосев не получил, помолчали. — Вот уж от кого такой прыти не ожидал, так это от Колосова. Волчонок. Сущий волчонок!
— Он не волчонок, Вася. Он молодой, чрезвычайно сообразительный пес при безжалостном волкодаве Сырцове.
— Выходит, мы волки, Игорек?
— Выходит.
— А волки, говорят, санитары леса.
* * *
Иван Александрович сидел в любимой своей беседке и привычно смотрел на воду. Музычка тихо играла в доме, тихо, но отчетливо, потому что, услышав певца, который пел о том, что он не горит желанием лезть в чужой монастырь, Иван Александрович резко поднялся, раздраженно ударил кулаком по перильцам парапета и направился к распахнутым дверям гостиной. Там, раскинув бумаги по журнальному столу, тихо обсуждали нечто неотложно важное Ирина Игнатьевна и Захар Захарович, не слушавшие и не слышавшие певца, который теперь требовал, чтобы мир прогнулся под него со товарищами.
— А почему он гордится тем, что не горит желанием лезть в чужой монастырь? — злобно спросил присутствующих Иван Александрович.
— Кто — он, Иван? — оторвавшись от бумаг, недовольно поинтересовался Захар Захарович.
— Да певец этот, который поет. И вообще зачем лезть в чужой монастырь? Или он женский? Есть хорошая поговорка со смыслом: со своим уставом в чужой монастырь. А тут… Кто эту жеребятину сочинил?
— Сам певец, Иван, — ответила Ирина Игнатьевна. — Патриарх российского рока Андрей Макаревич. Недавно вся страна отметила его пятидесятилетие.
— Дальше — еще хлеще, — вступил в беседу Захар Захарович. — «Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас». Я в священном ужасе пытаюсь представить картину этого обоюдного прогибания и ни хрена не понимаю. Перемена поз во вселенском половом акте? Головоломка для дураков? А может, глубокая современная философия, которую нам, старикам, уже не дано понять?
Иван Александрович рванулся к аудиосистеме и вырубил звук. Повторил поговорку:
— Со своим уставом в чужой монастырь… — И пошел к дверям.
— Ты чем-то расстроен, Иван? — тревожно спросила Ирина.
— Я не рояль, чтобы расстраиваться.
— Что случилось? — голос Ирины прозвучал еще тревожнее.
— Спроси своего персонального детектива, он лучше знает, — в раздражении, не подумав, брякнул Иван Александрович, но тут же спохватился, вернулся, поцеловал Ирину в затылок и заверил: — Шучу, шучу, Ирок. Ни о чем не беспокойся, все в порядке.
* * *
И на квартире Сырцова троица: он сам, Дима и Александр Иванович.
— Не подумайте, что это каким-то образом связано с Ольгой, — страстно вещал Дима. — Но я знаю, знаю: Лосев — главный!
— Не подумали, — лениво успокоил Сырцов. — А дальше что?
— Его каким-то образом надо изолировать!
— Убить, что ли? —
