и при известных ситуациях: будто уже переживал то же самое, уже был в таком же положении, причем ясно вспомнить прежние события, дающие о себе таким образом знать, не удается. Я знаю, что лишь следую свободному словоупотреблению, когда называю подобное состояние ощущением. Перед нами, безусловно, суждение, познавательное суждение, однако эти случаи носят совершенно своеобразный характер, и нельзя упускать из вида тот факт, что искомого не вспоминаешь никогда. Не знаю, приводили ли явление deja vu в доказательство психического предсуществования индивидуума, зато знаю, что психологи давно уделяли ему внимание и пытались разрешить эту загадку посредством разнообразных спекуляций. Ни одна из этих попыток объяснения не представляется мне верной, поскольку все они принимают в расчет только сопутствующие и благоприятствующие тому или иному явлению обстоятельства. Те психические процессы, которые, по моим наблюдениям, ответственны за объяснение случаев deja vu (бессознательная фантазия), по-прежнему находятся у психологов в загоне.
Полагаю, что неправильно характеризовать ощущение «уже виденного» как иллюзию. В такие мгновения в человеке действительно затрагивается нечто уже пережитое, просто его нельзя сознательно вспомнить, поскольку это событие никогда не осознавалось. Ощущение «уже виденного», если кратко, соответствует припоминанию бессознательной фантазии. Подобно сознательным, существуют и бессознательные фантазии (или сны наяву), и каждый знает это по собственному опыту.
Разумеется, данная тема заслуживает самого обстоятельного рассмотрения, но приведу лишь анализ одного-единственного случая deja vu, когда это ощущение отличалось особенной длительностью и яркостью. Одна дама, которой ныне тридцать семь, утверждала, что отчетливо помнит, как в возрасте двенадцати с половиной лет она впервые гостила у школьных подруг в сельской местности, как вошла в сад и тотчас испытала такое чувство, будто уже бывала тут ранее. Чувство возникло снова, когда она вошла в гостевые комнаты: ей казалось, что она заранее знает, какой будет следующая комната, какой откроется вид из окна, и т. д. На самом же деле возможность того, чтобы это чувство знакомства имело своим источником прежнее посещение дома и сада, хотя бы в самом раннем детстве, совершенно исключена и опровергнута беседами с родителями. Эта дама не искала психологического объяснения; в самом чувстве она усматривала пророческое указание на значимость конкретных подруг в ее последующей эмоциональной жизни. Однако рассмотрение обстоятельств, при которых все произошло, указывает путь к иному объяснению. Отправляясь в деревню, она знала, что у этих девочек есть тяжелобольной брат. При посещении она мельком его увидела, нашла, что он очень плохо выглядит, и подумала, что он скоро умрет. А ее собственный и единственный брат несколькими месяцами ранее опасно заболел дифтеритом. На время его болезни нашу даму удалили из родительского дома, и она прожила несколько недель у родственницы. Ей кажется, будто в поездке в деревню ее сопровождал брат; кажется даже, что это была его первая большая прогулка после болезни. Впрочем, эти воспоминания выглядят удивительно смутными, хотя прочие подробности, особенно платье, которое было на ней в этот день, стоят у нее перед глазами с неестественной четкостью. Осведомленному человеку нетрудно заключить из этих показаний, что ожидание смерти брата играло большую роль в жизни этой девушки, но либо никогда не осознавалось, либо, после благополучного исхода болезни, подверглось усиленному вытеснению. В случае иного исхода ей пришлось бы надеть другое платье – траурное. В гостях у подруг она нашла сходную ситуацию: единственный брат был в опасности и вскоре вправду умер. Ей полагалось бы сознательно вспомнить, что несколько месяцев назад она сама пережила нечто подобное, но вместо этого, по вине вытеснения, она перенесла чувство припоминания на местность, сад и дом, пала жертвой fausse reconnaissance (ложного воспоминания), и ей почудилось, что она когда-то уже все это видела. Из факта вытеснения можно обоснованно заключить, что скорая смерть брата в какой-то мере казалась ей желательной, ибо тогда она осталась бы единственным ребенком в семье. В своем позднейшем неврозе она страдала прежде всего страхом потерять родителей, и за этим страхом анализ, как и бывает обычно, помог вскрыть бессознательное желание аналогичного содержания.
Точно так же мне удалось вывести собственные мимолетные переживания deja vu из совокупности эмоций в момент времени. Это очередной повод воскресить ту (бессознательную и неизвестную) фантазию, которая когда-то возникала у меня как желание улучшить мое положение. Подобное объяснение deja vu до сих пор принимал во внимание всего один наблюдатель. Доктор Ференци, которому третье издание моей книги (1910) обязано множеством ценных уточнений, пишет по этому поводу следующее: «По собственному опыту и по опыту других я убедился в том, что необъяснимое чувство узнавания надлежит прослеживать до бессознательных фантазий, о которых человек бессознательно же вспоминает в конкретных ситуациях настоящего времени. С одним моим пациентом произошло, по-видимому, нечто иное, но в действительности все оказалось в точности аналогичным. Чувство узнавания посещало его очень часто, но регулярно выяснялось, что причиной было забытое (вытесненное) сновидение накануне ночью. Словом, представляется, что “уже виденное” является следствием как снов наяву, так и ночных сновидений».
Позже я узнал, что Грассе[226] (1904) дал объяснение явлению, близкое к моему собственному.
В 1913 г. я написал короткую статью с характеристикой другого явления, очень напоминающего deja vu[227]. Это deja raconte, иллюзорное представление о том, что человек уже сообщил нечто важное в ходе психоаналитического лечения. Как правило, пациент утверждает – со всеми признаками субъективной уверенности, – что уже делился тем или иным воспоминанием. Врач, будучи уверен в обратном, обычно способен убедить пациента в ошибке. Объяснение этой любопытной оплошности состоит, судя по всему, в том, что пациент чувствовал побуждение сообщить некие сведения и намеревался это сделать, но почему-то не сделал, а теперь использует воспоминание о намерении в качестве подмены действия, т. е. осуществления намерения.
Сходное положение дел и, не исключено, работу того же самого механизма можно увидеть в явлениях, которые Ференци (1915) называет «предполагаемыми оплошностями». Мы верим, что забыли какой-то предмет, положили его не туда или просто потеряли, но вполне можем убедить себя, что ничего подобного не сделали и что все идет так, как вообще должно быть. Например, пациентка возвращается в кабинет врача со словами, что хочет забрать оставленный зонт; однако врач видит, что она держит этот зонт в руках. Следовательно, налицо стремление совершить оплошность, и этого стремления достаточно для замены фактического поступка. За исключением этого отличия, предполагаемые оплошности тождественны реальным, но выглядят, если угодно, бледнее.
* * *
V. Когда недавно мне выпала возможность изложить одному философски образованному коллеге несколько примеров забывания имен вместе с их анализом, он поспешил возразить: «Все это прекрасно, но у меня забывание
