Выбирая для дочерей спутников жизни, родители прежде всего полагались на собственный жизненный опыт: на человека без состояния они часто смотрели как на «бьющего баклуши», «пустого» и порой жестоко таким образом просчитывались. Именно так обстояло дело с неудачным сватовством к Грушеньке Яньковой графа Ф. П. Толстого, ставшего впоследствии и тайным советником, и вице-президентом Академии художеств, но поначалу, в молодости (ему было около 30), не произведшего впечатления на родственников девушки. Меж тем «Грушеньке он очень нравился», вспоминала позже мать.[84]
Иногда матери препятствовали браку симпатизировавших друг другу молодых людей исключительно по причине сохранения традиции «очередности» выдачи замуж («могу ли я отдать меньшую, когда старшие две сестры не замужем?»). Таким образом, некоторые матушки могли «терзать» — по словам мемуаристки — молодых людей годами, не позволяя даже «пороптать на мать или пугнуть ее».[85]
Аналогичный пример — в котором роль препятствия принадлежала уже старшей сестре — приводит в своих воспоминаниях С. В. Скалон. В крестьянском быту традиция выдавать замуж по старшинству трансформировалась в обычай одевать младших сестер хуже, чем старших, даже «не пускать по воду до выдачи старшей замуж». Традиция очередности выдачи замуж нашла косвенное отражение и в поговорках («Через сноп не молотят, через старшую молодку не дают»),[86] а также в сюжетах русских сказок, где младшая дочь (как и младший сын) представлены обычно (особенно в завязке сюжета) плохо одетыми, незаметными, непримечательными.
Несогласие в вопросе о замужестве с мнением родителей заставляло многих юных девушек совершать неожиданные и предосудительные — с точки зрения господствующих представлений о морали — поступки. Так, например, семейное предание семьи Державиных сохранило историю младшей сестры Д. А. Дьяковой (жены поэта) — Марьи Алексеевны Дьяковой, которую родители не хотели выдавать замуж за Н. А. Львова, впоследствии ставшего талантливым архитектором. Семейный биограф Державиных И. Хрущов писал впоследствии, что девушка «вышла к Николаю Александровичу (Львову. — Н. П.) тайком через окно, поехала за женихом, да и обвенчалась с ним, тайком же вернулась к родителям прямо из церкви и стала жить у них по-прежнему, до поры до времени не объясняя о случившемся браке…».[87] Аналогичную историю любви и тайного венчанья (из-за несогласия матерей жениха и невесты) князя А. Ф. Щербатова и княжны В. П. Оболенской (конец XVIII в.) рассказал П. А. Вяземский.[88] О возможности непризнания подобного «тайного брака» офицера и юной барышни упомянула в своих мемуарах М. С. Муханова: «Офицер гвардии… подкупил старую няню, водившую девиц в церковь, и таким образом похитил одну из них. Новобрачных застали за столом после брака, который признан был незаконным и расторгнут…»[89] Однако примеров подобных браков «супротив воли» родителей и родственников все же было немало,[90] хотя многие из них кончались весьма драматически для молодых неопытных девиц. Так, скажем, Е. П. Янькова привела в своих воспоминаниях случай «времен императора Павла» с одной юной девицей, склоненной молодым офицером к заключению тайного брака и побегу из родительского дома. После рождения ребенка офицер, оказавшийся женатым и лишь инсценировавший тайное венчание, бросил девушку. «Не известно, помирилась ли она со своими родными», но — согласно ее прошению на имя императора — офицер-обманщик был разжалован и насильно пострижен в монахи.[91]
В начале XVIII в. была сделана попытка отойти от старой традиции низкого брачного возраста невест: Указ о единонаследии 1714 г. определял 17 лет как возрастной ценз девушек при вступлении в брак.[92] Однако обычай выдавать замуж рано, в 12 лет, когда девочки были несамостоятельными и зависимыми не только от воли, но и от житейского опыта родителей, продолжал сохраняться, несмотря ни на какие указы. Церковные правила по-прежнему обязывали «сродичей» женить девочек и вообще детей без задержки, едва те «войдут в возраст»: «Всякому родителю подобает сына своего женить, егда скончается возрасту его 15 лет, а дочери 12 лет».[93] Таким образом, указ о повышении брачного возраста невест до 17 лет нарушал не только традицию, но и церковную (византийскую) норму права. Как и в XVII в.,[94] в петровское время законодательные установления о брачном возрасте невест мало кем соблюдались.
В середине, а особенно в конце XVIII в.[95] несовпадение живучей традиции и законодательства стало особенно явным. Указ Синода 1774 г. вернулся к старой практике, понизив брачный возраст девушек до 13 лет.[96] Судя по мемуарам, большинство дворян в начале XVIII в. выбирало себе 12–13-летних жен. Известный мемуарист Андрей Болотов сообщил, что он сватался к 12-летней невесте и сыграл свадьбу через год после сватовства. Князь Юрий Долгорукий женился на одиннадцатилетней девочке. Датский посол Юст Юль отметил в своих записках, что жене воеводы, у которого он гостил, не было и 12 лет.[97] Аналогичное сообщение можно найти в письме секретаря английского посольства Л. Вейсброда.[98] Сам Петр I объявил о совершеннолетии своей дочери Елизаветы (будущей правительницы России), когда ей исполнилось 12 лет. В том же «нежном» возрасте, в 1772 г., вышла замуж за известного ученого А. М. Карамышева А. Е. Лабзина. «Сказывали мне, что матушкина мать княжна Мещерская была двенадцати лет, когда выходила замуж», — записал рассказ бабушки (Е. П. Яньковой) внук Д. Д. Благово в начале XIX в. Известная преподавательница Смольного института Лафрон была выдана замуж в 15 лет (событие состоялось приблизительно во второй половине XVIII в.). Тогда же на 15-летней девочке женился 26-летний дворянин Г. С. Винский.[99] Их современница Е. Р. Дашкова писала, что «в 15 лет полюбила и вышла замуж», родив в том же возрасте первого ребенка, в 16 лет — второго, а в 22 уже овдовев (мать Екатерины Романовны тоже, кстати, выходила замуж за князя Дашкова 15-летней).[100]
