В «Дневнике» купеческой девушки начала XIX в. (точнее, в мемуарах, литературно стилизованных под дневник) можно отметить новый «шаг» в становлении женского права на самостоятельный выбор будущего спутника жизни. В нем содержится подробное изложение переписки («тайных цидулок»), «мечтаний о нем» и добрачных отношений с будущим супругом — абсолютно платонических, но свидетельствующих о глубине и остроте переживаний.[70] В некоторых мемуарах дворянок и купеческих дочек можно найти описание «хитростей», к которым прибегали девушки, чтобы избегнуть деспотической непреклонности родителей в вопросе о замужестве и тем самым обеспечить себе брак «по выбору сердца»: «Деспотизм в особенности был тяжел для ее дочерей; но они, однако, все вышли замуж по выбору сердца, а не по ее выбору. Каждая из них показывала вид, что не только холодна к избраннику своей души, но что если выйдет за него замуж, то сделает это только в угодность матери. Деспотизм всегда побуждает ко лжи и развращает людей, испытывающих его гнет…»[71] С 10-х гг. XIX в., если судить по мемуарам, юные дворянки хотя и полагались в решении своей судьбы на волю родителей, тем не менее имели немало «веры в собственные силы и свою звезду на пути сердечного романа».[72]
Конечно, во многих дворянских семьях, а тем более в купеческих (отличавшихся грубостью нравов) вопрос о замужестве и брачном партнере по-прежнему решался по старинке — родителями и родственниками будущей невесты: «„Мы решили тебя выдать замуж, благо жених хороший сватается“. — „Я не пойду замуж“, — ответила я, стараясь быть спокойной. „Об этом тебя никто и спрашивать не станет. Возьмем да выдадим… Ну, нечего выть-то, Москва слезам не верит!..“ Хотела сказать ему прямо в глаза, что насильно замуж выдают за него. Но не посмела, боюсь папеньки. Убьет…»[73] Иногда полагались на «совет людей искусных, а паче надежных родственников и свойственников».[74] Это отметил в своем дневнике и Ф. В. Берхгольц,[75] и живший в конце XVIII — начале XIX в. мемуарист Е. Ф. Комаровский, который посватался в рекомендованные ему «дом и семью», был «обласкан» будущей тещей, но «дочери ея» вплоть до последних дней перед свадьбой «не видал». Его современник, купец И. А. Толченов, выбрал сыну невесту, позволив ему лишь трижды увидеться с нею до свадьбы, причем от первых «смотрин» до венчанья «по соизволенью и убежденью родителя» прошло чуть более недели. Трудно сказать, насколько близкими душевно могли стать отношения между потенциальными супругами, едва знавшими друг друга до свадьбы, однако определяющую роль играла в них традиция, обязывающая полюбить избранника или избранницу. «Любила я его очень, хотя я никакого знакомства прежде не имела, нежели он мне женихом стал», — вспоминала о своем отношении к будущему мужу — «Иванушке» (Долгорукому) Н. Б. Шереметева.
Весьма характерно в этом смысле поведение первой невесты Г. Р. Державина — Екатерины Бастидоновой. До 34 лет поэт не был женат, хотя его окружало немало знатных и богатых невест, и лишь в 1743 г., пораженный красотой девушки (дочери португальца), решил посвататься к ней. Описывая тот день и себя самого (в третьем лице), Г. Р. Державин вспоминал: «Любовник жадными очами пожирал все приятности, его обворожившие, и осматривал комнату, прибор, одежду и весь быт хозяев». Сочтя недостаточным согласия матери Екатерины, он решил переговорить с самой девушкой, но добился от нее лишь признания, что вопрос об их совместном будущем целиком в руках ее «матушки» («от нея зависит»).[76]
Об определяющей роли родителей в решении вопроса о замужестве пишут и другие авторы мемуаров (в том числе более поздних). Вот что писала, скажем, А. Е. Лабзина: «Мать моя отговаривалась моей молодостью… Он дал перепоручение своей племяннице-девушке, чтоб она меня спросила, с удовольствием ли я бы пошла за него и не противен ли он мне… Лета мои (тогда были. — Н. П.) таковы, что об этом мне думать (было) нельзя. И в совершенныя лета не позволила бы себе думать о замужестве… А мое сердце словно билось и тосковало, видя их тайные переговоры… И так дело было решено без меня… Мать лишь сказала: „Необходимость меня заставляет сие сделать (она была при смерти. — Н. П.). Будь же спокойна и знай, что без воли Божьей ничего не делается…“»[77] Совершенно схожие воспоминания мы найдем и у таких мемуаристов, как М. В. Данилов,[78] А. П. Керн («…был Керн. Этот доблестный генерал был мне так противен, что я не могла говорить с ним. Имея виды на него, батюшка мой отказывал всем просившим моей руки и пришел в неописанный восторг, когда услышал, что герой ста сражений восхотел посвататься за меня и искал случая объясниться со мною… Когда нас свели и он меня спросил: „Не противен ли я вам?“ — я отвечала нет и убежала, а он пошел к родителям и сделался женихом…»),[79] Н. В. Басаргин,[80] англичанка Марта Вильмот.[81]
«Не сказав ни слова» будущей супруге, урожденной А. П. Буниной (во втором браке Елагиной — известной хозяйке литературного салона второй трети XIX в.), посватался в 1805 г. к родителям невесты В. И. Киреевский.[82] М. А. Дмитриев (1796–1866) в своих мемуарах отметил, что решение главы семьи, касающееся замужества и женитьбы, могло перевесить и доводы разума, и надежды на карьеру: достаточно было одного соображения отца, что дочь выдается «за хорошего человека и богатого дворянина», чтобы бракосочетание состоялось, и скорейшим образом.[83]
