— А к тому, что ты переутомилась, а от переутомления еще и не такое случается. Тебе просто нужно как следует отдохнуть — и все придет в норму.
Она стиснула руки в кулаки.
— Значит, ты считаешь, что от переутомления я свихнулась и мне все это померещилось?
— Я этого не говорил. Просто ты слишком устала и придаешь чересчур большое значение всяким мелочам.
— По-твоему, все, о чем я тебе рассказала, мелочи? Ты мне не веришь, да?
— Нет, почему же, верю. У каждого из нас бывают в жизни сложные периоды. Любой по рассеянности, вызванной усталостью или напряжением, может...
— Значит, все-таки не веришь, — упавшим голосом заключила она, не дав ему договорить. — Впрочем, наверное, со стороны это действительно выглядит бредом сумасшедшего. За последний месяц я чего только не передумала, как только не пыталась себе это объяснить, но случаев слишком много и списать их на мою рассеянность, забывчивость или случайное совпадение никак не удается. Есть некто, кто устраивает все эти милые штучки, чтобы довести меня до нервного срыва или, хуже того, упрятать в психушку.
— И все-таки, я думаю, ты преувеличиваешь. Уверен, что хороший длительный отдых пойдет тебе на пользу.
Не поверил. Что ж, так тебе и надо, идиотка, за то, что помчалась сломя голову за помощью к постороннему человеку! Не нужна ты ему со своими проблемами.
— Ладно, — проговорила она и оперлась ладонями на стол, чтобы встать, — спасибо за то, что выслушал меня, и за добрый совет. Непременно им воспользуюсь.
— Подожди, — остановил он ее несколько раздраженно, видно ему не терпелось избавиться от нее. — Что конкретно ты от меня хочешь?
— Да я и сама толком не знаю, — призналась она. — Просто подумала, что ты мог бы воспользоваться своими знаниями и опытом полицейского и помочь мне найти того или тех, кто безобразничает в моей квартире.
— Не думаю, Джессика, что я могу тебе чем-то помочь, — решительно заявил он.
Она заглянула ему в глаза, напряженно выпрямилась и тихо спросила:
— Не можешь или не хочешь?
— Думай как знаешь. — Он пожал плечами. — Советую тебе взять отпуск и куда-нибудь съездить, например к отцу в Европу. Отдохнешь, развеешься и потом сама увидишь, что все это тебе только показалось. Все станет на свои места.
— Выходит, ты считаешь, — с горечью проговорила она, — что все, что я тебе рассказала, лишь плод моего больного воображения? Что ничего этого в действительности не было, а мне просто померещилось?
— От стрессов и перегрузок большого города еще и не такое случается, поверь мне. — Он придвинул к себе настольный блокнот, что-то написал на листке, затем вырвал его и протянул Джессике. — Вот, позвони по этому номеру, пока ты здесь. Я знаком с этим человеком еще со времен службы в полиции. Он прекрасный специалист и непременно поможет тебе. Или порекомендует кого-нибудь в Нью-Йорке.
Джессика взглянула на листок. Почерк у Харлана был четким и разборчивым. Она прочла и разочаровалась. Он все-таки продолжает считать, что у нее не все в порядке с головой.
— Доктор? — Она сложила листок и подняла глаза на Харлана. — Ты решил отмахнуться от меня, порекомендовав обратиться к врачу. — Она невесело усмехнулась. — Нет, не говори, я попробую угадать. Скорее всего, это психиатр.
Она остановилась, ожидая, что он станет отрицать, но он красноречиво молчал, бесстрастно глядя на нее.
Джессика обиженно поджала губы.
— Что ж, и на том спасибо. — Она поднялась и напряженной походкой прошагала через кабинет, направляясь к дивану.
Харлан не шелохнулся, ничего не сказал, не остановил ее. Он видел, что она собирается уйти. Именно этого он и добивался, тогда почему же не испытывал удовлетворения от того, что ему удалось настоять на своем?
— Он психолог. Мой хороший друг. Известный и очень уважаемый специалист. Он просто побеседует с тобой, успокоит, быть может убедит, что тебе нужно отдохнуть, сменить обстановку. Что в этом плохого?
Она схватила с дивана сумочку и висевший на спинке бирюзовый жакет. Пока она нервными, резкими движениями продевала руки в рукава, сумочка выскользнула, упала и ее содержимое высыпалось на пол. Джессика присела, сгребла все в кучу и кое-как запихнула назад.
— Что ж, наверное, ты прав, у меня действительно не все дома. Только ненормальная могла примчаться сюда в надежде на помощь. Извини, что отняла у тебя драгоценное время. — Она с трудом выдавливала слова через образовавшийся в горле ком, изо всех сил стараясь голосом не выдать своей обиды и разочарования. Нет, ну надо же быть такой дурой, а?! С чего она взяла, что он, словно средневековый рыцарь, бросится ей на помощь?
Харлан сидел не шелохнувшись и молча наблюдал, как она направляется к двери. Джессика уходила, как он и хотел. Ведь он хотел этого, верно? Ему не нужны проблемы. Он не может, не должен позволить втянуть себя в какие бы то ни было отношения с этой женщиной, которая и без того уже давно властвует над всеми его мыслями, царит в его грезах. Если он это сделает, то уже не сможет остановиться, а это ни к чему хорошему не приведет.
Но если он поступает правильно, тогда почему же так отчаянно хочется вскочить, догнать ее, прижать к себе крепко-крепко и пообещать, что он сделает для нее все, что она пожелает, что он готов свернуть горы ради одной ее прелестной улыбки.
Но нет, он ни за что не поддастся такому глупому, безрассудному порыву. Он не зеленый юнец. Он слишком рассудителен и хладнокровен, чтобы позволить сердцу возобладать над разумом.
— Осторожнее на дороге, когда будешь возвращаться в Нью-Йорк, Джессика, — сказал он на прощание, ничем не выдав того смятения мыслей и чувств, которое на короткое время овладело им.
Она оглянулась. Ее обычно блестящие золотистые глаза сейчас казались потухшими, лицо ничего не выражало.
— Благодарю за заботу. Всего хорошего, Харлан.
— До свидания, Джессика.
Она шагнула за порог кабинета и неслышно прикрыла за собой дверь.
Харлан медленно выдохнул. Он и не заметил, что задержал дыхание, наблюдая, как она уходит из его кабинета. Так нужно, твердил он себе. Так будет лучше для нее. Для них обоих. Ведь она даже представления не имеет, что делает с ним. К счастью, она не догадывается, какое сильное желание пробуждает в нем. Каких трудов ему стоило сдержаться, чтобы не повалить ее на диван и не заняться с ней любовью. Слава богу, ему достало самообладания, чтобы не совершить никакой подобной глупости, но надолго ли хватило бы его, если бы она задержалась? Ему и так все время пришлось как истукану сидеть за столом, чтобы она не заметила, насколько сильно возбуждает его.
Нет, он был уверен, что поступил как надо. Почти уверен. Вот это маленькое «почти» и не давало ему покоя. Если он сделал правильно, отказавшись помочь Джессике, тогда почему червячок сомнения все же точит его? Почему он чувствует себя виноватым? Почему его не покидает ощущение, что он поступил по-свински с дорогим ему человеком?
