– Сделай что-нибудь с цветами.
– У меня есть идея получше.
Джесс встал, мерцая, – человеческая радуга в комнате. Свет наполнил меня радостью.
– Помнишь засохшую смоковницу? Так сделай что-нибудь с цветами. Обменяй веру на знание.
– Я?
Я процитировала Евангелие от Матфея 21.21–22 про смоковницу:
– «Истинно говорю вам, если будете иметь веру и не усомнитесь, не только сделаете то, что сделано со смоковницею, но если и горе сей скажете: поднимись и ввергнись в море, будет; и всё, чего ни попросите в молитве с верою, получите».
– Ты знала, что я не первый, кто сказал это, Madre. Многие так говорили, вдохновленные Богом. В шестнадцатом веке так говорил Парацельс [20].
Я ничего не ответила. Я никогда не думала молиться о невозможном. Да и кто бы стал о таком думать?
– Ты не должна сомневаться. Ты должна верить.
Мне пришлось прибегнуть к увертке:
– Да, конечно, хорошо, но… Джесс, давай ты первый.
Я услышала стук в дверь и чуть не выпрыгнула из кожи. Джесс тоже подпрыгнул.
Я погрозила ему пальцем:
– Не делай ничего странного на глазах у людей. Хорошо?
Джесс улыбнулся:
– Итак, ты хочешь, чтобы я был тайным мессией?
Я шикнула на него и открыла дверь.
Это пришла горничная, которая вернула детям собаку. Она толкала перед собой сервировочный столик с восхитительным на вид сыром, фруктами, пастой и напитками, хотя мы ничего не заказывали.
Наверное, она заметила удивление на моем лице и сказала по-английски:
– Подарок от заведения.
Я шагнула назад, чтобы девушка могла вкатить столик. Джесс снова стал обычным и кивнул ей.
Горничная отвезла еду на террасу, подняла наш зонтик и быстро накрыла на стол. Потом, как дети и собака, подошла к Джессу. Она опустилась перед ним на колени, сжала руки и легла щекой на кушетку.
– О дитя, – сказала я.
– Вы, как это люди называют, экстрасенс? – спросил Джесс.
Девушка кивнула.
Я никогда в жизни не чувствовала более священного момента, ни во время молитвы, ни в церкви.
– Чего вы от меня хотите?
Она подняла застенчивое лицо с широко раскрытыми глазами. У нее были эльфийские ушки под короткой стрижкой пикси [21].
– Я недостойна… Но если бы вы только вылечили меня.
Я тревожно посмотрела на Джесса.
– А что с вами? – спросил он.
Я заметила под ее свободной блузкой уродливый изгиб.
– Спина. Доктор сказал, что я никогда не поправлюсь.
– Вы верите, что я могу вас исцелить?
– Да, да! Я знаю, вы это можете!
– Вы никому не расскажете? Вы покинете это место и не вернетесь до тех пор, пока не появится возможность вернуться? Вы поймете, когда придет такое время.
Исцеление девушки было частью плана Джесса? Если нет, должен ли он рисковать, даже не начав осуществлять этот план?
– Джесс, может, тебе следует хорошенько подумать…
– Да! – воскликнула девушка. – О да! Я уеду сегодня же!
Джесс положил руку на спину горничной. Мгновение – или час? – как будто ничего не существовало, кроме Джесса, девушки и меня. В конце концов он убрал руку и помог ей встать; оба они были окутаны мягким светом.
Он улыбнулся девушке. Глаза его были спокойны.
– Твой Отец тебя исцелил.
А что еще он мог сказать?
Девушка задохнулась, шевельнула плечами, выпрямила спину. Она ликующе закружилась по комнате, потом побежала к двери, поклонилась Джессу – и исчезла. За террасой я увидела, как она радостно прыгает, выбежав из гостиницы, держа спину очень прямо.
– Ты и в самом деле ее исцелил.
Джесс показал на стол, накрытый горничной:
– Ты должна поесть. Нам многое предстоит сделать.
Мы вышли на террасу. К нам присоединились две белки – встав на задние лапки, они смотрели на Джесса. Птица опустилась неподалеку и подскакала ближе.
– Ты ешь, Джесс?
– Поскольку я материален, я должен есть, или мое тело умрет.
Он пододвинул мне стул.
Как будто передо мной каждый день исцеляли калек, я села и выпила сока. Поела пасты. Понаблюдала, как ест Джесс. Отхлебнула воды и проглотила.
Потом тихо поставила стакан, осознав свою проблему. Свой страх. Мне приходилось с ним бороться. Я не сомневалась в Джессе, я сомневалась в себе. Не подведу ли я его? Мне не хотелось, чтобы он доказал, что моя вера не существует, – это лишь слова, которые я вычитала в Библии и теперь повторяю. Мне не хотелось, чтобы он увидел, что я ничего не стою.
– Теперь ты можешь рассказать мне, милый. Зачем ты пришел? Это конец света?
– Надеюсь, нет.
– Ты не знаешь? Разве ты теперь не всеведущий?
Он посмотрел на озеро.
– На земле всеведение не означает преднамеренного постоянного знания всего и вся; мы просто знаем то, что нужно, тогда, когда нужно это знать.
Мой страх вернулся. Он все еще говорил «мы». Не было ни малейшего шанса, что я смогу сделать то, что только что сделал он.
Я допила воду и полностью сосредоточилась на мальчике, ради которого рисковала жизнью, приводя его в этот мир. До его рождения я чувствовала себя бесполезной. Старая дева без образования; церковь и Бог – вот и все, что у меня было. С появлением Джесса я стала девственницей, сбереженной Богом для того, чтобы стать матерью его второго сына. С самого начала я знала, что Джесс был величайшим трудом моей жизни. С самого начала я знала, что он нас спасет. Его смерть не имела для меня никакого смысла. Когда это случилось, я горевала о нем, но в последующие годы горевала и о его потерянном предназначении.
– Для чего ты явился, Джесс?
– Я явился, чтобы оставить кое-что на земле.
– Что оставить?
