приду в себя, водички бы холодной…
— Между прочим, его высокопревосходительство господин атаман узнал о предписании медчасти на отстранение вас от боевых выходов на неделю и страшно ругался, — Хаген протянул мне кувшин.
Ах ты, пень горелый, я про дохтурскую бумажку и забыл!
Но водичка пошла как амброзия!
— М-м-м, благодать-то какая. Кисленькая…
— С камбуза лимон…
— Вот ты куркуль! Ох, полегчало. А теперь медленно и печально: давай рассказывай, что это вообще было?
Фон Ярроу уселся на табурет возле кровати и рассказал, что после нашего входа на базу сначала были слышны одиночные выстрелы, потом очереди, потом грохот. И он, Хаген, несколько раз порывался идти мне на помощь, но был остановлен другими пилотами словами, что со мной полковник и хорунжий, и если уж они не справятся, то и он тоже ничем не поможет. Тем более, что все ушедшие на штурм — маги, и он будет только мешаться. Потом выстрелы прекратились, и через некоторое время мы все вышли из базы. Филимонов тащил пленника. А потом стало понятно, что со штурмующей группой не всё слава Богу. Мы вышли из ворот базы и встали, ни на что не реагируя. Топтались, улыбались, о чём-то шепотом переговаривались. Филимонов даже пленника с плеча не снял. Стоял, покачивался и улыбался. Потом хорунжий разбежался и врезался в опору своего «Святогора». Упал, полежал на земле, потом поднялся на карачки. К тому моменту уже всем стало ясно, что с нами совсем не всё в порядке. Хаген подвел «Саранчу», а Никифоров «Святогор». Нас тупо, как дрова, загрузили на шагоходы и отвезли на базу, а в пустые машины посадили вторых пилотов.
Вот такая история.
Меж тем земля прекратила качаться. Не совсем, так, легонько покачивалась. В принципе, очень похоже на сильное опьянение. Вот только я не был пьян. Голова болела, но мысли были ясны.
— Так. Там какой-то газ должен был… А пленник как, жив?
— Да, его уже особисты колют. У этого гада, оказывается, одна порция антидота была, он её себе и вколол. Представляете, герр Коршунов, если такой газ распылить на поле боя, на неподготовленных солдат…
— Вот он гадёныш…
— Ага.
— Давай потихоньку до штаба, надо же узнать, чем всё закончилось, за что геройский я психикой рисковал, — я невесело улыбнулся.
А если бы вчерашняя вся эта красота — да на всю жизнь осталась? Очень сильно захотелось яйцеголовому в дычу прописать, ну так, чисто для профилактики, да и для удовольствия собственного. Земля под ногами легонько-легонько подрагивала. Так что, с Божьей помощью и опираясь на дойча, до штаба я надеялся добраться.
Кое-как оделся. Сложнее всего было справиться с сапогами. Пол шатра пару раз норовил ударить меня, но удалось засранца коварного победить. Вышли из палатки — и упёрлись в незнакомого подпрапорщика, который, как оказалось, бежал именно к нам.
— Коршунов, ты как, на ногах?
Он, что — слепой?
— Ну, стою более-менее.
— К атаману, немедленно!
— Яволь май фюрер! — вот же нахватался у дойча, то-то посыльный на меня косится. Да и похрен. Дальше Сибири не сошлют. А учитывая, что я там живу, то вообще. — Идём, идём.
Глядишь, за рисковую вылазку в качестве поощрения отпуск внеочередной дадут?
ДАДУТ. ДОГОНЯТ, И ЕЩЁ ДАДУТ
А в штабе все бегают, как подорванные! Лица, словно все срочно срать хотят, а толчки заняты. Я вестового за рукав схватил.
— Стоять, служивый, что тут у вас происходит? — на его недовольно-недоуменный взгляд пояснил: — А то меня к атаману вызвали, а тут разброд и шатания…
— Его Высочество, Великий князь Кирилл, прибыл в ставку.
— Ага, — глубокомысленно заявил я и спросил: — Как думаешь к атаману-то надо идтить, ну раз тут такое?
Казак озадаченно кивнул.
— Надо, конечно. Раз вызван — надо. В крайнем случае, пошлют куда подальше.
— Но этим нас не запугаешь, — закончил я его мысль, и мы оба ухмыльнулись.
— Давай, не пуха тебе!
— Пасиба!
Опираться на Хагена я перестал уже около входа, не калека же, в самом деле. Да и вообще, казак я или погулять вышел? Доковылял до кабинета атамана, но к нему не пустили. Ординарец прям грудью на амбразуру лёг, и не в какую. Иди, говорит в расположение, надо будет — вызовут.
— Так, — говорю, — уже вызвали. Пришёл вот.
Пока спорили, дверь кабинета распахнулась и появился атаман в сопровождении высокого усатого мужчины в офицерском мундире, без знаков отличия. Только я решил доложиться…
— А вот, кстати, и он — Коршунов! — радостно скалясь, заявил атаман и ткнул в меня пальцем. Невежливо ткнул, кстати.
— Так-так, Коршунов, значит? Ну-ка, повернись, дай на тебя посмотреть…
А не охренели ли вы все тут?
— Я вам, милсдарь, не девка, чтоб меня в кругаля разглядывать. А старший вахмистр Русского Экспедиционного корпуса!
Незнакомец вытаращил глаза, и, ткнув атамана в бок, заржал:
— А молодец! Казак! Мне нравится! — и, хлопнув меня по плечу, ушёл.
Увидев, что за незнакомцем закрылась дверь, атаман схватил меня за локоть и отволок к окну.
— Ты совсем берега попутал, Коршунов? Что, весь в медалях, Соколова спас, думаешь, Бога за бороду ухватил? Ты кому хамишь, мерзавец?
— Ваше высокопревосходительство, да кто это вообще? Ни погон, ни различий… Я что, каждому штатскому кланяться должен?
— Ты реально не знаешь, или придуриваешься?
— Ваше высокопревосходительство, Сергей Семёнович, отец родной, вот сейчас обидно было, да! Я когда кому врал-то⁈ Ну-у… если б только разыграть шутейно, так потом же извинялся первый.
— Великий князь Кирилл это! Приехал детей в столицу забрать.
— Детей?.. — шёпотом поразился я.
— А то ты не слышал ещё? Вся база уже на ушах стоит, разве что собаки
